— Рекс и Джоуи, — сказал он, удерживая мой взгляд, в котором читалось веселье, его руки двигались по мне, не способствуя расслаблению или общению. — Мои парни. Я был женат на их матери пять самых несчастных лет своей жизни. Потом я развелся после пяти самых жалких лет своей жизни. Два года назад она снова вышла замуж, теперь занимается тем, что делает жизнь своего нового мужа несчастной, к счастью для меня, она переключилась на него. Рексу десять, Джоуи двенадцать. Они хорошие парни, я забираю их каждые выходные, две недели летом и всякий раз, когда Оливия посещает спа довольно часто, если учесть насколько ее новый муж-жертва загружен, и меня это вполне устраивает, потому что я участвую в жизни своих детей, видно мои гены оказались доминирующими, они не являются занозой в заднице, как их мать.
— Я так понимаю из твоих слов, что вы не мирно разошлись, но остались друзьями, — отметила я, и веселье в его глазах распространилось по всей комнате, а также по его телу, которое стало сотрясаться от сдерживаемого смеха.
— Да, детка, прости, что не объяснил более ясно.
— Значит, твой брак с ней был самыми несчастными пятью годами в жизни?
— Да, и, хотя мое существование без нее она сделала скудным в финансовом плане, но не несчастным по жизни.
— Тогда почему ты женился на ней?
Он слегка наклонил голову в сторону, приняв более серьезное выражение лица.
Потом ответил:
— Потому что существовала одна Оливия, с которой я встречался, влюбился и попросил выйти за меня замуж. А потом появилась Оливия в медовый месяц. Как день и ночь. Тьма и свет. Я не шучу, дорогая, такое впечатление, что это была совсем другая женщина. Это был настоящий удар.
Я уставилась на него, шокированная и заинтригованная его словами.
— Правда? — Спросила я.
— Да, — ответил он.
— Но это... — я замешкалась, — страшно.
— Ты будешь мне об этом рассказывать, — с чувством произнес он, а я подумала об Аде и Вике, как Ада предстала перед Викой такой, какой он хотел ее видеть, а как только поимела кольцо на пальце, показала ему настоящую Аду, сделав его несчастной жертвой, в качестве которой и хотела его иметь.
— Почему так поступают женщины? — Спросила я.
— Поскольку у меня есть член, я надеялся, что ты мне ответишь на этот вопрос, — ответил он.
— Я понятия не имею, — произнесла я, и его веселье вернулось через улыбку, а тело опять задрожало от беззвучного смеха.
Он спросил:
— Тебе намекнуть?
— Намекнуть на что? — Спросила я.
Его руки перестали по мне блуждать, и он взял свободной рукой мое лицо с одной стороны.
И прошептал:
— С Тессой О'Хара, получишь только то, что видишь. Никакой херни. Никаких заигрываний. Никаких масок. Никакой лжи. Ничего. Она, такая, какая есть. Мне сорок пять лет, детка, должен тебе сказать, я так устал от этого напускного дерьма, ты не поверишь. И встретив женщину, которая понятия не имеет, как начать заигрывания, было для меня чертовски освежающе.