Господь.
Бабушка.
Господь.
Я.
Господь.
Божий дар человечеству.
Собственный выбор.
Голос Люка вторит мне в голове.
Им не нужно быть людьми, им просто нужен собственный выбор.
Достаточно ли у меня силы, чтобы дать волю Рену? Всем им?
На секунду я задумываюсь, что демоны со свободной волей могут быть опасными. Но потом снова слышу крик дедушки. Он начинает закашливаться, как будто тонет. Звук посылает ледяной ужас в мои вены. Я должна что-то сделать — сейчас, — лучшей идеи у меня нет.
Я думаю о бабушке — о Господе — и фокусируюсь на каждой унции силы, которую могу найти в Рене. Мое тело становится наэлектризованным, мои нейроны простреливают, перегружаясь, и когда я смотрю вниз, я на самом деле сияю, как Гейб.
Меня это немного пугает, и я чувствую, что моя решимость дрогнула. Из мыслей меня вырывает крик Мэгги.
Рен толкает ее в пропасть. Мой собственный крик разрывает пространство, когда один из прислужников Рена, приземистый демон с мохнатыми ногами, хвостом и черными рогами, выпускает заряд Адского пламени в ангела, который бросается в пропасть за Мэгги. Ангел снова появляется с Мэгги на руках и опускает ее на ноги, а затем отвечает демону потрескивающей белой молнией.
И вот тут я замечаю, что он отличается от других — гораздо выше и с тремя мерцающими парами белых крыльев.
Его молния сбивает с ног демона, в результате тот падает в пропасть. Ангел поворачивается ко мне и опускается на одно колено, склонив голову, его длинные платиновые волосы спадают на лицо, так сильно напоминающее мне Гейба, слезы снова текут по моим щекам. Затем он встает и отправляется снова в бой.
Подбежав к дедушке, Мэгги протягивает руку. Когда она касается поля вокруг него, ее рука начинает искриться.
— Мэгги, — выкрикиваю я и пытаюсь оттолкнуть ее, но не могу ее сдвинуть. Будто она привязана к полю, и оно тоже притягивает ее. Сосредотачиваясь, она закрывает глаза, ее рука начинает дрожать, а кожа ее ладони краснеет. А затем начинает светиться, когда она вбирает энергию из поля Люцифера в свою руку. На мгновение вся ее рука светится красным, и когда она встряхивает руку, из кончиков пальцев вырываются искры и затухают, не успев упасть на землю.
Опустившись на колени рядом с дедушкой, я касаюсь его лица. Оно такое холодное. Едва приоткрыв глаза, на его бледных губах появляется слабое подобие улыбки.
— Дедушка! — Я наклоняюсь к нему и нежно обнимаю, боясь причинить ему боль. — Дедушка, держись. Я помогу тебе.
Он почти незаметно сжимает мою ладонь.
— Мне так жаль … — приступ кашля не дает ему закончить. — … я не знал, кем был.