– Ну конечно. У Гитлера просто плохо с головой. Разве же можно взять и сбросить на землю парашютистов-солдатиков. Как он это себе представлял? Что мы пригласим их на чашку кофе с пряником? Разумеется, их встретили здесь совсем по-другому.
Мать прошла на кухню и вернулась с продуктовой сумкой.
– Ренсе с Паулой ко мне больше не заглядывали.
– А с какой стати они должны к тебе заглядывать, мама?
– Почему бы и не заглянуть?
– Возможно, ты права. Я виделся с ними вчера. С ними все в порядке. У них на улице еще ничего не стряслось.
– А у нас здесь ужасная суматоха. Полицейские на мотоциклах, все стреляют, в бомбоубежище такой кавардак. А по ночам происходит вообще неизвестно что, ведь фонари теперь не горят… Представь себе, прежде чем ложиться спать, я сейчас проверяю, хорошо ли закрыты окна и задвинут ли засов на входной двери. Никогда ничего подобного не делала, это такое мещанство. От Хильдегард мне тоже мало толку, поскольку ей запрещено выходить на улицу. И даже если бы не было запрещено, я бы ее не пустила. Я прямо слышу, как люди на улице говорят: «Это служанка-немка госпожи Альберехт». Я бы боялась, что мне в окна станут бросать камни за то, что держу у себя немку. Но Хильдегард чудесная девушка. По-настоящему преданная и милая. Берт, ты не хочешь сходить со мной за компанию в магазин? Нет, не шучу. Я прекрасно понимаю, что мысли у тебя заняты другим. Посади ты всех предателей в тюрьму, и все. По-моему, их можно сразу взять и поставить к стенке. Серьезно. До свидания, малыш! Я все равно очень рада, что ты не уехал в Англию. То, что в ящичке не оказалось денег, – это перст Божий. Потому что они у меня всегда там лежат.
Альберехт сделал шаг прочь от двери.
– Послушай, Пузик. Ты не забываешь заботиться о себе? А то приходи ко мне обедать.
Альберехт пообещал прийти завтра или послезавтра.
Размышляя о том, надо ли еще что-нибудь сегодня сделать, сел в машину. Пока ехал по Бастионной улице, мысли его беспорядочно блуждали.
Есть ли на белом свете человек, с которым он мог бы поговорить откровенно?
С Сиси? Он бы совсем не обрадовался, если бы его заставили записать на бумаге все, что он в свое время рассказал Сиси.
– Глупец! – воскликнул я. – Можно подумать, другие люди существуют только для того, чтобы выслушивать твои тайны. Излей свое сердце перед Господом Богом, уже давно знающим твои самые сокровенные тайны, но чье терпенье безгранично.
– Ничего себе, – сказал черт, – думаешь, всеведущему Господу охота расспрашивать о том, что он уже знает?
– Найди священника, который выслушает твою исповедь, – возразил я. – Не думай, что Бог, который все видит, будет просто-напросто расспрашивать о том, что уже знает. Ему важно сравнить то, что он о тебе знает, с тем, в чем ты ему признаешься.