Но я зажал Альберехту уши, и он спросил:
– Как так – в Америку вместе с Сиси?
На них со всех сторон зашикали, двое знакомых обернулись к Альберехту с Эриком и прижали палец к губам: тсссс…
– Потом расскажу дальше, – сказал Эрик.
Пианист заиграл, и мать Альберехта запела вторую песню Шуберта.
Он смотрел на нее, и ему казалось, что это какие-то жестокие бандиты заставляют ее петь. Связали, поставили ногами на горячую плату и грозят поджарить ей ноги, если она откажется петь или будет петь недостаточно красиво. Иначе она бы так не мучила его, не оттягивала бы своим пением тот момент, когда он получит деньги. «Мне надо спасаться бегством, мама, меня уже наполовину разоблачили».
План черта: сказать Эрику, мол, да, правда, Сиси взяла девочку с собой. Если хочешь знать правду, могу рассказать, что поэтому я и хочу догнать Сиси, у нее недостаточно денег. Девочку привели на корабль в последний момент.
Что же это за девочка, если Эрик вообразил, будто Сиси взяла ее с собой в Америку? Кто она такая? Да, кто?
Он понимал, что происшедшее с ним почти неправдоподобно. Он задавил девочку, какую-то случайную девочку на грунтовой дорожке. Но это не случайная девочка. Его лучший друг Эрик знает о ней. Эрик, его лучший друг, догадывается, что с ней случилось.
Между тем его мать продолжала петь. Вон она стоит на цыпочках. И страдает. Страдания вырываются волнами из ее легких, ударяются о ноты, которые она держит в руках, и затем распространяются по всей гостиной. Ее торс поворачивался то вправо, то влево, то снова вправо. Казалось, она прислуживает всем присутствующим и умрет от горя, если кого-то пропустит. «Прекрати!» – хотел он ей крикнуть.
– Она без очков, так что не видит ни одной ноты, – сказал черт.
Пение закончилось. Аплодисменты. Альберехт бросил украдкой взгляд на Эрика, но Эрик слушал кого-то, кто сидел у него за спиной, и не собирался продолжать разговор с Альберехтом. И тогда Тильда Альберехт-Грейзе снова начала петь.
Аплодисменты. Мама поклонилась трижды, как на настоящем концерте, и компанейски помахала слушающим нотами, ведь пела для друзей и близких. Да нет же, Эрик рассказывает ему совсем о другой девочке.
– А где она жила? – спросил Альберехт.
– На Марельском проезде. Шестилетняя еврейская девочка. Ее контрабандой вывезли из Чехословакии. Потом расскажу подробнее.
Еврейская девочка? Значит, он задавил и бросил в кусты еврейскую девочку?
Еще одна песня. На этот раз веселая, о весне (Frühlung), но исполненная совершенно не весело, как это часто бывает у оперных певиц. Наверное, она пела точно так же, когда была им беременна. «Лучше бы не пела и не была бы мной беременна». Еврейскую девочку!