– Все эти мерзавцы, наверное, разбежались кто куда?
– Сам не знаю. Знаешь, что происходит? Полиция действует совершенно наобум. Забирают всех подряд, направо и налево, фашистов и якобы фашистов, немцев и всех, кто говорит с иностранным акцентом. Не доверяют полученным приказам. Думают, что среди полицейского начальства уйма предателей и что они сами лучше знают, кого хватать. У тебя есть сосед, который тебе не по вкусу? Подойди к любому полицейскому и скажи: у моего соседа револьвер, он стрелял из чердачного окна в голландских солдат. Народ вообще посходил с ума. Мы несколько месяцев составляли списки людей, которые, судя по всему, на самом деле опасны. Но если полицейские будут и дальше хватать всех и каждого, то у нас не останется сотрудников, чтобы доработать эти списки. Никто никому не доверяет.
– Но ничего страшного еще не произошло! – воскликнул Альберехт. – Наши солдаты сбивают немецких парашютистов, как летучих мышей.
– Ничего не произошло? Черт подери, Берт, я бы не торопился кричать ура. Они уже наполовину захватили Роттердам. Кто мог такое предположить? Роттердам. Это же так далеко от немецкой границы. Война продлится самое большее два дня. Потому что везде полно предателей.
– У тебя есть доказательства?
– Доказательства будут через день-другой, когда настанет полный крах. И ты прекрасно понимаешь, что немцы в первую очередь займутся нами. Если хочешь знать, я считаю, что лучше всего было бы взять да перестрелять всех, кто сидит в тюрьме, потому что они наверняка захотят нам отомстить, когда бал будут править фрицы, – Бёмер покачал головой. – Перестрелять их было бы лучше всего, но не очень-то разумно.
– Ты пораженец.
– Вовсе нет. То, что я тебе говорю, я не сказал бы никому другому. Никого не хочу лишать надежды. Но на самом деле все очень плохо.
– Почему ты так считаешь?
– Фрицы заняли уже два аэродрома рядом с Гаагой, хотя война началась меньше пяти часов назад.
– Ладно, пусть они взяли наши аэродромы, – сказал Альберехт намного громче, чем надо. – Думаешь, наша армия не дает им отпор? Я видел другое. Я…
Цыц, сказал я ему, а то что подумает Бёмер, если ты начнешь распространяться о происходившем у тебя на глазах сражении в двадцати километрах от города? Что ты делал за городом? Куда направлялся?
– Смотри, что я нашел, – сказал Альберехт. Засунул пальцы в карман жилета и вытащил две смятые бумажки. Одна была белая, другая оранжевая. Белый комок он сунул обратно, оранжевый осторожно расправил и отдал Бёмеру.
– Листовка, – сказал Альберехт, пока Бёмер читал. – Раскидывают с самолетов. Уроды, скажи?