– Нужно вытаскивать Оливера. Далеко до аббатства?
– Не знаю. Ждем Роя, – ответил Джон, покачиваясь на корточках и роняя крепкие ругательства про тюрьму, церковь, нечисть, эльфов, упырей и все треклятое Загорье вместе с Сумеречьем и Запустением. Он определенно не находил себе места в бездействии, покуда Оливер пребывал в цепких лапах инквизиции.
Я же буквально проваливался в сон. Ждем Роя, а сейчас спать. Пока он не очутится в камере, что-то предпринимать бессмысленно. Засыпая, вдруг поймал на себе пристальный взгляд Шрама и даже сквозь тягучую дремоту понял, что он смотрит на меня как-то по-новому. Без обычной для себя бычьей злобы.
Хорошо, не рассказал ему, что нападавший проник в комнату из-за меня…
Ржавые петли скрипнули, дверь открылась и впустила внутрь Роя. Вместе с ним прибыло три закупоренных кувшина вина, четверть сырного круга, ржаной хлеб, десяток луковиц и какой-то небольшой тюк, завернутый в серый шерстяной плащ… Мне показалось, что Акан зашел в камеру, едва я закрыл глаза.
– Это тебе, – произнес Рой, кидая в мою сторону тряпичный ворох. Там был наряд купца средней руки, из наших запасов. Горец догадался захватить мне смену взамен испачканной кровью одежды. Я был крайне благодарен ему и тут же принялся переодеваться.
– Сколько часы показывали? – спросил я, надев поверх свежей рубашки теплый плотный камзол из грубой ткани.
– Почти восемь, – ответил толстяк. На пути во внутренний бастион его должны были вести через площадь 'Двух кузнецов', где имелся дом купеческой гильдии графства с уличными часами на фасаде.
Выходит, я проспал едва ли больше одного часа. Я чувствовал себя еще хуже, чем до того, как заснул. Сильно разболелась голова, хотелось лечь и не шевелиться.
– Давайте есть, – Рой слегка пнул сапог сонного Шрама, что тоже прикорнул.
– А капрал обещал кормежку не ранее полудня, – пробормотал арницец.
– Несколько медяков разжалобили его чуткое сердце, – ухмыльнулся Акан, ломая хлеб на куски. Привычное для него легкое настроение малость вернулось.
Я закончил с переодеванием и присоседился к общему завтраку. Чавкали мы громко, по-свински громко, сразу все трое, и это совершенно не раздражало. По меньшей мере, меня: сказалась тюремная обстановка. Поплевались на кислятину, которую тюремщик почему-то назвал вином, но каждый осушил свою емкость до дна. Еда и питье придали сил, боль в затылке как будто бы ушла.
– Теперь к делу, – сказал Рой, вытирая руки об одежду. – Фосса укусила какая-то тварь…
– Никто его не кусал, – я решил сразу рассказать, что на самом деле произошло. Меня слушали, не перебивая, только иногда сопел и раздувал ноздри Шрам. Он снова начал нехорошо коситься в мою сторону.