— Любое насилие должно быть наказано, тем более если речь идет о цивилизованном обществе, — заявил он Тайнеру, когда адвокат обратился к нему с просьбой снять обвинение. — Какими бы ни были его намерения, какими бы ни были намерения вашей клиентки, сути дела это не меняет. Она нанесла ему ущерб и должна понести наказание. Общественные работы, думаю, подойдут как нельзя лучше.
Тайнер, уже успевший убедить Тесс в необходимости сделать все, чтобы избежать суда, охотно согласился:
— Поскольку речь идет об условном наказании сроком не более полугода, Ваша честь, у меня нет возражений.
Шесть месяцев, думала Тесс, молча сидя в зале суда. Сейчас 22 апреля, газоны перед зданием суда пестрят нарциссами и тюльпанами. По-весеннему тепло, пахнет свежескошенной травой и удобрениями. Через шесть месяцев от цветов не останется и следа, да и трава пожелтеет. Снова похолодает, дни станут короче, и лето сменится осенью. Кажется, пройдет целая вечность. Тесс понимала, что время промчится незаметно. Всего шесть месяцев — и все это закончится, забудется, как дурной сон.
Наконец объявили слушание ее дела. Неподкупная Фемида была готова вынести ей свой приговор.
Холси аккуратно поправил стоявший перед ним микрофон.
— Пострадавший просит, чтобы его заявление занесли в протокол.
— Но ведь протокола не будет, — возмутился Тайнер.
— Протокола не будет, если ваша клиентка не нарушит условий своего условного освобождения, — подтвердил судья. — Так почему бы нам не позволить мистеру Печтеру сделать свое заявление? Какой в этом вред?
Все недели до начала слушания Тесс старалась держаться достойно. Она не пыталась связаться с Печтером и высказать ему все, что она думает о нем: только ублюдок способен тащить в суд женщину, которую он собирался изнасиловать. Она не просила своих приятелей-газетчиков, которых у нее было немало в «Бикон-Лайт», опубликовать ее собственную версию событий, поскольку попытка поднять шум могла быть расценена как Давление на суд. Она просто молча кивала, слушая, как судья возмущенно рассуждает на тему насилия в отношениях между полами. Это был его конек. Возможно, Холси был очень опытным судьей, но, подобно многим мужчинам, просто обожал слушать самого себя. Это безумно раздражало Тесс, но она терпеливо внимала, не позволив себе ни единого возражения, даже ни разу не намекнув, что уж ей-то известно о насилии куда больше, чем рафинированному судье Холси.
Но когда до конца этой пытки оставались какие-то минуты, терпение ее лопнуло.
— Тоже мне — жертва! — вспылила она. — Вы спросили, какой будет вред, если мы выслушаем его заявление. Так вот, я вам отвечу: вред в том, что оно явится достойным завершением этого идиотского спектакля!