— Извиняюсь, — оборвал он неприятный разговор, — вы в сельсовет?
— Нет.
— Значит, встречаете кого-нибудь?
— Кого?
— Как это кого? — удивился Еснат. — Омеркедж-ипа прилетает.
— Прямо сюда?
— Конечно. — Еснат подбоченился и принял горделивый вид. — И мы полетим в Бабрипш.
— А зачем?
— Большое дело! Такое большое, что без Бабрипш нельзя. Может кровь пролиться. А Бабрипш помирит.
Я объяснила, что жду директора, который обещал показать мне удивительное зрелище.
— Вам? — поразился Еснат.
— Да, мне. А что?
— Это хорошо. Много знать будете. Бабрипш большую имеет силу. Бабрипш все может сделать.
Он жестикулировал, подкрепляя жестами свои слова.
— Вы летите в Бабрипш? — спросила я.
— Как же! А вы — нет?
Я сказала, что не имею никакого представления о том, куда мы поедем и поедем ли вообще. Был с директором такой уговор: встретиться возле сельского Совета. Возможно, директор имел в виду Бабрипш. Нельзя ли узнать поподробнее, что предвидится в этом Бабрипше?
Еснат охотно согласился ввести меня в курс дела. Оказывается, один из Бутба, некий Руфат, заподозрил одного из Базба, по имени Саат, в том, что он, Саат, якобы нагнал порчу на буйволиц Руфата и те перестали доиться. Саат отрицал это. В спор вмешался зоотехник из соседнего села. Он определил какую-то болезнь у буйволиц, однако вылечить их не сумел. А стороны продолжают враждовать, и гнев каждой из сторон все возрастает. Посему решено привести их к своеобразной присяге на горе Бабрипш. И вот сегодня там, под горой, состоится обряд, которому придается огромное значение, ибо таким путем, и только таким, можно прекратить вражду. Это, так сказать, высшая инстанция…
— Как? — сказала я возмущенно. — А сельский Совет? А районные организации? Разве некому рассудить этих спорщиков, тем более что суть их спора яснее ясного.
Еснат решительно не согласился.
— Как это так?! — возразил он. — Наоборот: ничего не ясно! Дурной глаз — вещь непростая.
— Как? — поразилась я. — Вы верите в глаз?
— А как же? Если на каждом шагу встречаешься с этим, как не верить? Есть такие люди: идет, посмотрит на тебя, и ты уже больной. Или так. Спросит о твоей лошади или о буйволе — и готово: лошадь захромает, буйвол околеет. А как же! Вы еще молоды. Поживете у нас, многое увидите, а еще больше поймете.
— Разве нет здесь коммунистов или комсомольцев, которые разъяснили бы всю несостоятельность таких предрассудков?
Еснат перебил меня.
— Почему нет? — сказал он обиженно. — Я сам коммунист. С сорок пятого. У нас много хороших людей.
— И вы искренне верите тому, что говорили сейчас о дурном глазе?