Еснат Бутба принимал во всей этой церемонии весьма деятельное участие. Он шептался то с одним, то с другим, бегал от одной группы к другой, отдавал распоряжения, как лучше варить мясо и где накрывать импровизированный стол.
Погода выдалась чудесная. Было жарко, точно летом. Сверху на нас глядела величавая снежная вершина Бабрипш. Легкий ветер порхал меж ярко-зеленых деревьев. Неподалеку протекала Гвадиквара — мелкая и узенькая, словно ручеек.
Один из Бутба и его противник Базба молча сошлись у огороженной плетнем опушечки. Плетень был ветхий, колья едва держались.
Я поискала глазами Кирилла Тамшуговича, и мы встретились с ним взглядом. Он тут же направился ко мне.
— Они клянутся, — объяснил он. — Клянутся в том, что здесь, перед лицом горы Бабрипш, будут честны и откровенны. А вот к ним подошли старики, чтобы сначала задать вопросы, а затем примирить их. Ритуал, как видите, языческий, хотя часто упоминается имя христианского бога. А вот поглядите-ка теперь…
Бутба, а вслед за ним и Базба сорвали с ближайшего дерева зеленые листочки и кинули их за плетень. Спустя минуту они крепко пожимали друг другу руки.
— Этого мало, — пояснял Кирилл Тамшугович. — Старики требуют, чтобы они обнялись и поцеловались.
Противники слегка помялись, но им пришлось подчиниться требованию старейших.
К этому времени были накрыты «столы» прямо на земле. Сполоснув руки в речке, все приглашенные уселись за трапезу. Молодые люди — девушки и парни — прислуживали. Дети ели стоя. Меня, как гостью, пригласили «к столу», хотя по возрасту я не могла претендовать на такую честь. Директора усадили рядом со мной.
Первое слово произнес седовласый старик. Речь его была короткой. Она скорее походила на благословение. Зато примечательно и длинно говорил Еснат Бутба. Словно на собрании. Кирилл Тамшугович не без иронии переводил его речь, и поэтому я могу привести ее почти целиком.
— Товарищи, — сказал он, — сегодня мы являемся свидетелями замечательного события: наши односельчане Бутба и Базба — они здесь перед вами — принесли присягу перед лицом этой священной горы. В чем присяга? Было между ними недоразумение. Это всем известно. Один обвинял другого. Разве это хорошо? Ежели нет основания для подозрения, стоит ли сердиться друг на друга? К чему это? Мы люди культурные, многое понимающие и поэтому, естественно, не можем допустить, чтобы понапрасну дулись друг на друга наши односельчане. Вот эта священная гора, которая, бог даст, еще долгие годы будет нелицеприятным судьей, молчит, ни слова не говорит, но сила ее распространяется не только на Абхазию, но и значительно дальше. Сила ее, подобно радио, невидима. Но от этого она не кажется менее грозной. Конечно, мы не можем прочесть ее мысли, подобно тому как читаем газетную передовицу, но от этого ничего не меняется. Когда это будет необходимо, она обрушит свою мощь на того, кто сказал неправду перед лицом Бабрипш, солгал на этом месте. Здесь присутствуют видные люди нашего села. Здесь же находятся председатель сельсовета, и секретарь парторганизации, и председатель колхоза, и директор школы, и начальник геологов, наш друг Владимир Петрович, и многие другие. Я пью за то, чтобы нам не приходилось больше собираться по поводу этого дела! Я пью за великую и несравненную гору Бабрипш, за ее извечную священную силу.