– Стой! Ти не можешь меня убивать!
– Могу. Хочу. И буду.
– Небось, сейчас опять своей бородой торговать начнет… – подначил кто-то из игроков, которых на площади было уже с полсотни.
– У меня послание к вашему старосте! От его дочери!!! – заорал Табар, едва стражник занес клинок.
– А ну стой! – рявкнул командир, останавливая экзекуцию, – Повтори, что ты сказал?
– Меня прислала Милка, дочь вашего старосты… С посланием для любимого папочки.
– Брешет, – засомневался третий стражник.
– А ну как нет?
– Да точно брешет! Вон, глаза какие хитрющие…
– Не хитрющие – а умудренные жизненным опытом, – скромно поправил его гном. – Так что, будем радовать безутешного отца, или мне опять отельными частями тела по земле кататься?
Командир стражников на пару мгновений задумался, а потом махнул рукой:
– Отведем его к старосте, а там уже пускай господин Кныш решает, чего с ним делать…
* * *
Дом старосты – приметная усадьба из крепкого дуба в два этажа – возвышался в самом центре поселка. Стражники вошли без стука – видать, появление гнома проходило как дело особой важности.
Пара слуг, снующих с тряпками и ведрами, наводила чистоту внутри, а на вопрос старшего, где господин Кныш, один из полотеров молча указал пальцем вверх.
– Шевелись давай, – дернул гнома за бороду стражник, и потащил его к лестнице на второй этаж.
– Таки позвольте заметить, что ви уже надергали моей бороды на шесть десятков полновесных золотых монет! Кстати, а ведь если монеты и впрямь в чистый весь по золоту, так ведь это ни один карман не выдержит такой тяжести…
Табар растопырил свои пальцы-сосиски, демонстрируя расчеты массы шести десятков золотых кругляшков диаметром в 7 сантиметров, но никто его не слушал.
– Хотя, чего я тут удивляюсь? Ви же такие же ненастоящие, как и ваше золото, и усадьба из дуба, которая, между прочим, тоже одно сплошное расточительство виртуальных ресурсов!
Пока гном разглагольствовал на одному лишь ему понятные темы, они уже были на месте.
– Стой, я доложусь…
Старший пропал за дверью и появился спустя пару минут:
– Заводи его…
Внутри было темновато, и Табар впервые пожалел о Ночном Зрении, которое так и не взял. Староста оказался грузным мужчиной лет пятидесяти, лицо которого было испещрено морщинами – но не от возраста, а от безутешной скорби и тяжких потерь.
– Значит, тебя прислала моя дочь, мерзкий гном? Рассказывай, я хочу знать все! – голос его звучал, словно хруст сухого валежника в лесу – надломлено и с треском.
Гном робко опустил взгляд в пол.
Шаркнул ногой, рисуя кончиком башмака полукруг в пыли.
Шумно высморкался в бороду.