Неуправляемая волна подхватила и понесла Клена к скале, на мелкий утесик, торчащий посреди скопления. Клен смог только выставить вперед жердь, на которой плыл, чтобы врезаться в камень не головой и не руками… От удара сосна расщепилась и куда-то, как показалось темнеющему сознанию, из рук выскользнула… Осталась лишь резкая слабость, внезапный покой и долгая-долгая боль… Еще Клен заметил, что облака теперь плывут медленно-медленно. Крайне медленно. — «Они все-таки нас выключили…» — сказал он неподвижными губами бледнеющей и гаснущей перед ним вселенной…
…Далеко-далеко впереди, из-под стихающего дождя, на горизонте возникла Малая Нереида. Ее острова и возвышенности были пока полускрыты влажной дымкой. Земля — родной Остров — лежала сейчас как бы под скалою Грудь Нереиды, там, где у морской девы было бы сердце.
IV
…Когда море выкинуло его на берег, он был почти без сознания. Он валялся на берегу, а жар с неба припекал ему спину. Сухой песок пристыл к телу, мокрому, нагому, истощенному. Весь последний день он плыл сам — без обломков дерева. Он делал широкие взмахи, широкие настолько, насколько позволяли с каждым часом уходящие остатки сил. Полумертвый, он вжался лицом в песок, изрытый норками крабов и усеянный осколками ракушек, и не шевелился.
Первой отыскала Клена Сойка. Она тормошила, трясла его, возвращая в чувство и не давая забыться и пропасть во сне. Клен еле очнулся. Он услышал, как над ним свиристят птички-дроздовки и как плачет, ревет от счастья девчонка, повторяя на все лады:
— Кленчик, балда-а! Ой, ну Кленчик же, ну балда же, — с усилием она ворочала его на спину.
Клен разлепил губы, кое-как разомкнул глаза.
— Сой-каа, — еле-еле протянул он. — Он — пуст…
— Кленчик, опомнился! — вскинулась Сойка. — Я сейчас. Сейчас позову, люди придут.
Сойка рванулась было вскочить, куда-то кинуться, но Клен вдруг цепко поймал ее и удержал за руку. Он зашептал, забормотал что-то, Сойка склонилась ближе, чтобы расслышать.
— Тот остров, — бормотал Клен, — он же пустой, понимаешь. Совсем-совсем. Там никого нет, ни одной души, ни единственной. А я туда плыл, и как будто зря… Не-ет… не зря! — перебил он себя и заволновался.
— Кле-оон, — Сойка тихо позвала его с какой-то странной надеждой. — Ты больше не поплывешь завтра, ведь правда? — и вдруг сказала: — Кленушка, дурашка, я же все равно люблю тебя.
Клен распахнул глаза, поймал ее близкий взгляд над собою и заговорил быстро-быстро и разборчиво:
— Я же вернулся, я уже вернулся. А плот — плот разбился вдребезги. Там были скалы — острые скалы, прямо под гребешками волн, а я налетел на них. И я вернулся.