В этот момент я впервые в жизни, кажется, увидела его гнев.
— А что я должна сказать?
Я нелепо хлопала глазами, с каждой секундой все больше чувствуя слабость от полного непонимания ситуации.
Лицо Лекса скривила горькая усмешка.
— Знаешь, это уже даже не смешно, — проговорил он. — Аргос рассказал мне, что вы переспали. Не смог скрыть.
С каждым его словом что-то холодное и тяжёлое ухало где-то в груди.
— Сказал, что был пьян и не сдержался, когда ты стала к нему приставать.
— Что за чушь? — выдавила я сквозь зубы. — Это же полный бред.
— Правда? — спросил Лекс. Но по голосу я слышала, что он мне не верит.
— Конечно правда! — возмутилась я от такой несправедливости. — Он хотел меня— трахнуть, а я послала его на хрен!
Брови мужчины вопросительно изогнулись.
— То есть Аргос врёт?
— Естественно! — раскинула руки в стороны, разве что не притопнув ногой. — Лекс развернулся и уверенным шагом пошёл на кухню.
— Куда ты?
Я побежала за ним, глядя в широкую спину мужчины, на моих глазах превращающегося в зверя. Чужого и злого.
Он резко развернулся ко мне, коснувшись ручки шкафчика.
— И в мусорном ведре я сейчас не найду пустую бутылку Megas Oenos?!
Я побледнела, и это явно не укрылось от мужского взгляда.
Он открыл дверцу. Из полупустого ведра выглядывала прозрачная бутылка из-под вина.
— Это долбаная любимая марка Аргоса…
Лекс глубоко вздохнул, закрывая глаза. Зубы его были напряжённо стиснуты, кулаки тоже.
— Но это ничего не значит, — тихо проговорила я, испытывая почти нестерпимое чувство обиды. Обиды от того, что он мне не верит.
— Я не знаю, зачем тебе вся эта игра, Мила. Но я устал, — вдруг ответил он совершенно спокойным голосом. Пустым и бездушным, как эта несчастная бутылка в ведре.
Он резко развернулся и пошёл к выходу. Я смотрела на него испуганно и непонимающе, и у меня дрожали губы.
— Лекс, — бросила я, собравшись с силами. — А тебе не приходило в голову, что ты ошибся?
Мужчина остановился на пороге, посмотрев на меня таким незнакомым синим взглядом.
— Аренда коттеджа оплачена до сентября, — сказал он вместо ответа. — Я улетаю в Москву, и больше мы с тобой не увидимся.
— Лекс! — топнула я ногой от гнева и обиды. Злость, смешиваясь с чем-то подозрительно мокрым, выплёскивалась наружу. — Представь, что, если все это неправда, и ты напрасно обвиняешь меня?!
Он снова глубоко вздохнул.
— Я бы очень этого хотел, Мила, — раздался голос, которым можно было отравить. — Но, к несчастью, на эти грабли я уже однажды наступал. Счастливо оставаться.
И он вышел из дома, не оглядываясь. С другой стороны на крыльце стоял Харлампий с лицом пунцовым от смущения. Очевидно, он слышал часть развернувшейся драмы.