— Вам не стоило возвращаться, — она вгляделась в силуэт Царевича. Сидит привалившись к решетке, лица, конечно же, не видно. — Злата свободы не желает. Хочет остаться среди них.
— А вы?
— А что я? Мы не друзья, от помощи вашей я отказалась. Стало быть, разобралась бы сама.
В соседней клетке почему-то хохотнули.
— Упрямая.
— Самостоятельная, — поправила Василиса. — И смелая.
— Сейчас по вам этого не скажешь.
Это он на сову намекает что ли? Никакого такта у этих Царевичей!
Вот кто заставляет его быть таким несносным? Василиса отвернулась и замолчала. Пусть сам с собой разговаривает.
— Вы смелая, я это еще в Койграде понял, — донеслось без смешков.
Так-то лучше. Василиса развернулась, хотела спросить еще кое-что, но как назло заворочался разбойник, потер спину о жесткую кору, крякнул и проснулся.
Ярослав вел себя как настоящий кавалер: открыл дверь кареты, поддержал под руку, вежливо поинтересовался ее самочувствием. Все это было настолько приторно сладко и наиграно, что Марьяну практически вывернуло от отвращения. Руку она выдернула, про самочувствие ответила грубо. Ярослав после ее выпадов слегка поостыл, хоть и продолжал делать вид, что все прекрасно.
А Марьяна так и застыла, увидев, что в карете, на одном из кресел прямо напротив нее сидит привязанный Кощей. Голова безвольно свисает, лаза закрыты, грудь вздымается неравномерно, будто вздрагивая. Как только оказалась рядом, потрогала голову, руку — горячие, будто у него температура. Хотела пересесть рядом с ним, но Ярослав довольно грубо дернул ее за платье, вернув на место.
— Мы будем сидеть здесь. Прямо напротив. Прикасаться нельзя, только смотреть.
Ее мучения доставляли ему удовольствие. Ну, пусть порадуется, пока может. Не долго ему осталось.
С вечера Марьяне не спалось, она бродила из угла в угол, раздумывая, что может сделать. Руки тряслись от злости на всех. На Выслава, Ярослава и всех вещателей за их пророчества и жадность, на Василису, Ивана и Злату за то, что потерялись где-то в Трехозерье, вынудив их задержаться, на себя за глупость и бессилие.
— Тебе нужно отдохнуть, — из пустоты рядом с ней возник Тимофей.
Ох, а про этого забыла. На него тоже стоило бы позлиться за то, что… За то, что вечно крутится здесь, но ничем не помогает, будто совсем не причем. Весь такой воздушный, в белой тунике и кожаных сандалиях.
— Обойдусь без советчиков, — огрызнулась она. — Зачем ты вообще постоянно возле меня крутишься? Все равно никакого толку!
Сказала и самой стало стыдно. Чего накинулась на бедного?
— Я ведь говорил, что чувствую ответственность… — попытался он.