Сверхчеловек Владимир Санин под судом ханжей
"Долой литераторов-сверхчеловеков, долой литераторов беспартийных!" этот боевой, баррикадный клич впервые прозвучал как раз тогда, когда Арцыбашев закончил работу над главной своей книгой о "сверхчеловеке" и вначале безуспешно предлагал ее издательствам и журналам. Это был его "Санин" - роман-личность и роман-идея одновременно, но, по замыслу автора, прежде всего такой роман, в котором именно своеобразие личности и самого писателя нашло свое высокое художественное воплощение. Потому-то, как бы итожа первую волну споров о романе, один из его защитников - В. Львов-Рогачевский имел полное основание заявить: "В 1907 и 1908 годах Санин заслонил М. Арцыбашева, казалось, не М. Арцыбашев написал Санина, а Санин написал М. Арцыбашева, Санин сотворил автора по образу своему и подобию" {Львов-Рогачевский В. Снова накануне. М.: Книгоиздательство писателей, 1913. С. 29.}.
Печатание романа завершилось в сентябрьской книжке журнала "Современный мир" за 1907 год, однако последняя точка в рукописи была поставлена двадцатичетырехлетним автором еще в 1902 году. Пять лет понадобились редакторам на то, чтобы понять наконец, какая новаторская, хотя и взрывоопасная книга у них в руках.
С удивлением современники Арцыбашева читали и выписывали из романа изречения его героев, цитировавшиеся затем во всех критических статьях и монографиях о писателе.
"Я знаю одно: я живу и хочу, чтобы жизнь не была для меня мучением... Для этого надо прежде всего удовлетворить свои естественные желания... Желания - это все!" (Санин.)
"Если лишить мир женской чистоты, так похожей на первые весенние, еще совсем робкие, но такие прекрасные и трогательные цветы, то что же святого останется в человеке?.." (Сварожич.)
"У меня за спиною смерть стоит и каждое мое движение стережет. Что мне Бебель!" (Семенов.)
"Жить стоит только тому, кто в самом факте жизни видит уже наслаждение. А страдающим - лучше умереть" (Санин).
А вот центральная мысль романа, выраженная его главным героем:
"Мы заклеймили желания тела животностью, стали стыдиться их, облекли в унизительную форму и создали однобокое существование. Те из нас, которые слабы по существу, не замечают этого и влачат жизнь в цепях, но те, которые слабы только вследствие связавшего их ложного взгляда на жизнь и самих себя, те - мученики: смятая сила рвется вон, тело просит радости и мучает их самих. Всю жизнь они бродят среди раздвоений, хватаются за каждую соломинку в сфере новых нравственных идеалов и, в конце концов, боятся жить, тоскуют, боятся чувствовать... Мне все грезится счастливое время, когда между человеком и счастьем не будет ничего, когда человек свободно и бесстрашно будет отдаваться всем доступным ему наслаждениям. Та эпоха, когда люди жили только животом, была варварски грубой и бедной, наша, когда тело подчинено духу и сведено на задний план, бессмысленно слаба. Но человечество жило не даром: оно выработает новые условия жизни, в которых не будет места ни зверству, ни аскетизму".