Это тем более обидно, что многие из чувств мимолетны, случайны, никак не характеризуют действительное достоинство личности и должны быть как можно скорее забыты. Но и когда они свидетельствуют истину, в них мало справедливости и милосердия. Какой же выход остается смятенной душе? Один и надежнейший -- лицемерие. Человек придумывает себя, внушает себе преувеличенное мнение о себе же и, самое главное, начинает поступать в соответствии с ним. И что же, самообман раскрывается и возомнивший лишнее оказывается наказан реальным ходом дел? Ничуть не бывало! События обычно принимают такой оборот, как если бы человек в самом деле соответствовал тому, в чем он лишь делал перед собою вид. Так державшийся жизнерадостно вдруг обретает душевное спокойствие; из того, кто ведет себя уверенно, уходит страх; к беспомощному приходит чувство силы, а к отчаявшемуся -надежда. Пусть же лицемерием перед собой внушит себе человек, что он лучше, и будет поступать в согласии с образом своим, и подлинно станет он лучше, и будет мир душе его!
Мало какому из человеческих недостатков выпало столько нареканий и тяжких обвинений, сколько трусости. Иногда легче бывает сказать о себе "подлец", чем признать более соответствующее действительности -- "трус". Это и немудрено, ибо трусость есть та характеристика души, в которой мы признаемся всего труднее; да и как отважиться на такое откровение, если трусость .предполагает как раз полную неспособность правдиво признать свой изъян... ведь такое признание пугает!
С особым сочувствием к незаслуженно гонимому, приступаем мы к апологии этого состояния души. Трусость безответна и потому в чем только ее ни обвиняли. Но что она такое? Трусость -- это повиновение страху: содрогание организма, подчиняющее всякое движение души и плоти. Всепронизывающее вздрагивание подобно последней предсмертной судороге тела, из которого отлетает душа. Своей дрожью трус всегда при смерти. Смерть хозяйничает над ним, и он -- ее покорный подданный. Однако, замечу я, смерть не худший среди властелинов. Множество людей покоряются куда менее внушительным силам -корыстолюбию, аппетиту, зависти, злости, лести и множеству других. Движения же труса подчинены призраку смерти, что, по крайней мере, делает его участь трагичной, хотя и не очень привлекательной.
Трусость изначально проявляется в нерешительности и робости, которые личность испытывает, вступая в контакт с внешним миром или погружаясь в какое-нибудь общее дело, соединяющее ее с другими людьми. От этого проистекает неодолимая тяга труса к уединению; в нем все отчетливее преобладает стремление остаться с самим собой, в неприкосновенности для всего внешнего. Оттого трус не составляет конкуренции отважному и дерзкому, не борется "за место под солнцем", не отпихивает локтями слабого. Он робко прячется в тени, принося тихую пользу, а если и бесполезен, то уж во всяком случае не вреден. Вследствие стремления к уединенности, от чувства постоянной уязвленности окружающим, трус замыкается в себе. Он привыкает к мечтательности, он собирает в свое окружение самые кроткие существа. Таковыми чаще всего оказываются книги, ласковые животные и прекрасные виды природы, уединенные и уютные места. Вовлекаясь в столь изысканный круг общения, трус развивает природную нежность и впечатлительность своей души. Не случайно из такого образа жизни рождаются духовно утонченные, на редкость многообразные и интересные натуры.