Однако не закралась ли в наше описание нелогичность? Ведь начали мы с того, что восславили равнодушного за невмешательство в жизни людей. А теперь приписали ему роль идеального судьи -- этого символа наиболее бесцеремонного участия в человеческой судьбе. Впрочем, никакого противоречия в сказанном нет. Равнодушный действительно не предпримет по своей инициативе ничего и не станет вмешиваться в жизнь других. Иное дело, когда люди, подпавшие под обаяние его беспристрастности, сами призывают его рассудить их или дать совет. Ведь я не хочу сказать, что равнодушный человек лишен гордости, и даже тщеславие бывает ему не чуждо. Оттого он, я полагаю, не без удовольствия демонстрирует свой характер, занимая благодаря этому среди людей почетное положение.
Редко к кому относятся столь хорошо, как к человеку последовательно равнодушному и мало кто получает от окружающих такое уважение, как он. Впрочем, и уважение людей, и достигнутое среди них почетное положение мало беспокоят и мало вдохновляют его. Нехотя, играючи, отстраненно перебирает он свое достояние, глядит на собственную жизненную участь удивленно, как будто не с ним это все происходит. Через все, что творится вокруг него и что творит сам равнодушный, проступает для него ощущение скуки. Никакая оценка -- ни стояния. Тускло мерцает огонек чувств равнодушного человека, высшим счастьем которого есть тихое удовлетворение, а вечным неотступным спутником -- тоска.
Эгоизм -- основа жизненных основ. Нет эгоизма -- нет человека. Причем, благодаря эгоизму, каждый начинает существовать не только для себя, но и для окружающих. Кто сам себя не замечает, на того и другие не обратят внимания.
Вопреки расхожему мнению, эгоист -- чрезвычайно приспособленное для дружбы существо. Он с редкой непринужденностью принимает заботу о себе, отчего заботящийся получает полное удовлетворение и возвышается в собственных глазах. Люди совестливые и предупредительные нелегко принимают заботу о себе; на всякое проявление внимания они стремятся ответить сторицей. Это чрезвычайно хлопотная в общении вещь; и она вдвойне досадна в общении дружеском. Эгоист, к счастью, начисто лишен подобного недостатка. Он, следовательно, способствует росту чужого самоуважения и гордости. Эгоист лишен угодливости и потому его отношения к окружающим наполнены редким здоровьем. Он никогда никого не обижает, ибо никто от него ничего не ждет. С полным основанием, поэтому, мы можем всех, кто упрекает эгоиста в подавлении чужой личности, объявить лжецами.
Главная особенность эгоиста -- полное подчинение собственному "я". Его исходный завет -- "не считается ни с кем, кроме себя!" Поэтому эгоизм, говорят, порождает рознь. А я скажу: "Хвала этой розни!" Не способны к единению те, кто прежде розни!" Не способны к единению те, кто прежде не обрели сами себя. Лишь тот, кто для себя есть; кто знает, в чем его собственная суть, достоинство и смысл, способен ощутить нужду в другом и объединиться с ним. Нет единства без уважения к достоинству каждого. А только тот способен увидеть и ценить достоинство другого, кто имеет достоинство в себе: кто знает, что значит "я" и сколь нелегкое дело это "я" иметь.