— Все, уходим!..
В этот момент в окопе взорвалась первая граната. Беспорядочно затарахтели автоматы, швыряя в черное небо пышный фейерверк трассеров, заорали с болью и ужасом чужие голоса, а «шатуны» сломя голову неслись к своим окопам. Потом за спиной снова грохнуло. Потом еще…
Они уже спрыгнули вниз, за бруствер, а в румынских окопах все еще рвались гранаты…
Когда «шатуны» ехали домой на своем «КРАЗе», Миха заметил, что у него дрожат руки. Шутка ли: убить человека голыми руками! Ладно бы — из автомата. Это — дело привычное, уже приходилось. А вот голыми руками, вот этими самыми руками…
И тогда Миха неожиданно вспомнил Ваську Волка…
Это было в Чите, городе железном. В недоброй памяти дисциплинарном батальоне. Васька Волк — щуплый, невзрачный парнишка с гладким лицом без малейших признаков растительности и тонкими музыкальными кистями — был Михиным соседом по койке. Маленький, жидковатый, казавшийся смешным в не по размеру большой форме, «дизель» — на первый взгляд ничего примечательного. Вот только глаза… Светло-голубые навыкате, студеные как лед, они смотрели на мир, не мигая, и даже от случайного их прикосновения становилось холодно. Только два выражения бывали в них и сменяли друг друга в случае необходимости. Только два выражения — равнодушие и ненависть.
Васька Волк всегда был спокоен, как снежный торос где-нибудь на бескрайних арктических просторах, и точно так же бесцветен. Никогда никакие эмоции и чувства не оставляли следов на девственной белизне полярного наста. Ни тогда, когда Хер, взводный, до потери пульса имел «дизелей» на плацу, ни тогда, когда кто-нибудь из «восточных братьев» окончательно терял нюх, ни в каком другом из подобных случаев, на которые так щедра «дизельная» жизнь. И не потому, что Васька научился сдерживать эти чувства и эмоции, а потому, что у него их, кажется, просто не было. Он ни с кем не дружил, ни с Кем не общался, кроме как по необходимости, на вопросы отвечал односложно и ровно.
Миха всегда смотрел на Волка с любопытством. «Бог ты мой, это ж механизм какой-то!.. Дюралевая конструкция, а не человек…» Но любопытство вызывали именно внешние реакции Волка. Миха сперва думал, что Васька просто играет, пантуется, а прижми его житуха покрепче, сразу желеобразное человечье нутро выдавится наружу, как у раздавленного помидора. Думал так и поэтому наблюдал за Волком пристально и ждуще в предвкушении шоу. Оттого и Васькины внутренности Миху до поры, до времени не интересовали: мол, когда выдавятся, тогда и посмотрим, что ты за подарок… Но однажды настал день, в который Миха понял: это, у Волка, — не панты…