Исправить… Хотел бы он надеяться, что Эвелин права, и он успеет.
– Итак, что мы имеем, – резюмировал он. – «У меня есть для вас послание: вы ошибаетесь. Это преступление». Не слишком похоже на совпадение.
– Нет, – вынуждена была признать она.
– Вопрос в том, о каком преступлении идет речь.
– О смерти Хэрриет? – предположила Эвелин. – Вы получили это сообщение в день, когда она отравилась.
– Спасибо, но мы уже догадались, что это преступление. Можно было не тратиться на букет.
– Только после смерти Лакруа, – возразила она. – До того вы считали ее смерть самоубийством.
Признавая свой промах, Виктор замолчал.
– Кстати, о Лакруа, – хватило его, впрочем, ненадолго. – Что насчет второго букета? «Ненастоящая любовь»? При чем здесь это?
– Все просто. Если вспомнить мистера Герге, – выражение лица Эвелин подсказывало, что лучше этого не делать, – можно предположить, будто отправитель пытался сказать, что на самом деле мисс Лакруа его не любила.
– А она любила его?
– Не знаю, – пожала плечами Эвелин. – В любом случае, она честно любила его подарки и деньги.
Виктор допил кофе одним глотком и мрачно уставился в дно чашки.
– Все равно ничего не сходится.
Надо было признать, что версия с языком цветов, за неимением других казавшаяся еще утром довольно привлекательной, зашла в тупик. Либо неизвестный отправитель букетов любил сообщать очевидное… Либо после проработки всех связанных с мистером Александром Герге ниточек Виктору предстояло путешествие в полицейский архив. Где его и так не любили – за излишнее, по мнению архивариусов, трудолюбие. Хоть кто-то оценил!..
Эвелин посмотрела на стоявшие у входа в сад солнечные часы и сверила их показания со своими.
– Уже два! – удивленно воскликнула она. – Ладно, детектив, было приятно, но мне пора.
– Мне тоже, – кисло подтвердил Виктор, отвлекаясь от работы. – Спасибо за помощь. И за книгу.
Он вовремя вспомнил, что сегодня четверг, а значит, перед посещением архива придется нанести визит матери.
Доктор
Я заглянул в библиотеку всего на минуту, чтобы забрать некоторые из книг, что оставлял на хранение в доме Эйзенхартов, но задержался у группового портрета.
Их было три сестры. Младшая, яркая и смешливая свиристель, вышла замуж за такого же яркого гвардейского капитана из Вейда. Он был красив, остроумен и подавал большие надежды – пока не дезертировал из армии, бросив семью. Его жена умерла вскоре после предательства супруга, а сына Эйзенхарты нашли много лет спустя в подростковой банде.
Старшая, сладкоголосая канарейка, выбрала в мужья человека властного и деспотичного. В детстве я часто спрашивал себя, что она могла найти в отце. Он был немолод, когда решил жениться. Он мог дать ей деньги, положение, стабильность. Но стоило ли это его характера? Или она, подобно многим влюбленным женщинам, считала, что сумеет его изменить? Лишь много позже я понял, что отец давал ей нечто гораздо более ценное: свою любовь, какой бы извращенной она ни была.