Достигнув оазиса, путешественники отправились верхом по дамбе глубокого канала. В селениях, обнесенных толстыми стенами, на плоских крышах домов женщины в полосатых покрывалах ткали ковры. Мерно скрипели водоподъемные колеса. На полях шелестели стебли ячменя. В садах наливался соком плод абрикоса. На залитых низинах, увязая по колено в грязи, селяне пололи посевы риса. В одном месте дамбу размыла вода. Сотни царских рабов рыли землю, носили хворост и крепили берег. Воины с луками, присев на дамбе, покрикивали на рабов сонными голосами.
После полдня на западе, над краем земли, показалась груда синих облаков.
— Горы? — спросил кто-то из дербиков.
— Лес, — пояснил воин-сак.
— Хе! — усмехнулся Омарг. — Это столица Хорезма.
Скоро облака потемнели и стали сине-коричневыми. Резче выступили очертания города. Из марева возникли стены и башни. Вблизи их цвет был уже не синим, не коричневым, а желтоватым, как глина, по которой ступали кони путешественников.
Город оглушил приезжих шумом базаров и мастерских. В укрепленном дворце, стоявшем на искусственном холме, саков и дербиков приняли с почетом и провели в покои хорезмийского царя Шах-Сафара.
Шах-Сафар, имя которого означало «Владыка странствующих», встретил путников в просторном зале, устланном красными коврами. По углам помещения сверкали высокие бронзовые светильники. Из ниш на гостей безразлично смотрели морды глиняных идолов. Шах- Сафар поднялся с легкого позолоченного трона, сделал три шага вперед и обнял сначала Томирис, потом Омарга. Забегали рабы. Подали угощение. И только после первого кубка Томирис произнесла те четыре слова, которые, переходя из уст в уста, дошли от Персеполя до страны дербиков.
— Персы идут на массагетов.
Если бы Шах-Сафару сказали, что завтра Хорезм провалится под землю, то и тогда он бы так не поразился. Сначала он как бы окаменел, стиснув кубок. Потом вздохнул, недоверчиво покосился на Томирис и осторожно поставил кубок на поднос. Затем вскрикнул, всплеснул руками, как женщина, у которой перекипело варево, вскочил и побежал вон из помещения. Сейчас же вернулся, подошел к трону, уставился на него невидящими глазами. Глядя на этого длинного, сутулого, худого горбоносого человека, Омарг и Томирис изнывали от жалости.
— Персы идут на массагетов? — шепотом повторил Шах-Сафар. — А!..
Он рывком сбросил трон с возвышения, свалил пинком ноги светильник, подбежал к гостям и закричал, размахивая кулаками:
— Вот до чего дожил Шах-Сафар! Хорезм был великим государством. Кто властвовал над массагетами? Шах-Сафар. Кого называли своим царем согдийцы и маргиане? Шах-Сафара. Персы отняли у меня Согд и Марг. Персы захватили твои владения, Омарг, и твои земли, Томирис. Чтобы отвести от хорезмийцев мечи персов, я по доброй воле признал верховенство Дария, назвал его союзником и «старшим братом», да сожрут черви такого родича. Но сын Гистаспа недоволен? Каждое лето мы отдаем персам тысячи колец золота, десятки тысяч голов скота, поставляем рабов на стройки, молодых мужчин — в персидское войско, но сын Гистаспа недоволен? Что же он хочет еще?