Ширак, хорезмиец из рода Оленя, стоял на обломке утеса и следил за полетом орла.
Пастух обнажил себя до пояса. Кожа его тускло сияла, точно бронза. Волнистые пряди черных до блеска волос падали на гладкие щеки. Ветер боязливо обтекал могучую шею, как бы отлитые из металла плечи, тяжелые бугры мускулов на груди и руки, напоминающие перекрученные корни старого платана. Объемистые, широко захватывающие ладони лежали на длинном топорище секиры. Темное, неподвижное лицо с круто изогнутыми бровями, холодной синевой глаз, жесткими губами, мощными челюстями, резким очертанием хищного носа казалось вырубленным из гранита.
«Моя стрела достала бы его, — вяло подумал пастух, глядя на разбойника неба. Эта птица заслуживает смерти: она высматривает ягненка. Однако орлы — наши родичи. Не запятнай свои руки братоубийством. Бахрам узнает — обидится».
Сын пустыни опустил голову и снова окаменел. Два десятка лет жил Ширак у Синих Гор — с того самого дня, когда родился. Два десятка лет окружали Ширака пески и скалы, скалы и пески. Два десятка лет ходил Ширак по одним и тем же кочевым тропам и так запомнил их извивы, ведущие далеко-далеко, что не заблудился бы в стране дюн, если бы даже внезапно ослеп.
Два десятка лет пил Ширак всегда одинаковую на вкус солоноватую воду, слушал одни, всегда тоскливые песни и за два десятка лет ни разу не засмеялся от радости.
Знойные ветры лета, студеные ветры зимы, скудные травы, овцы в лощине, верблюды на дюне, орлы в небе — таков был мир Ширака, и мир этот не знал улыбки. За его пределами лежали другие миры, враждебные Шираку. Иногда из чужих миров набегали на быстрых конях косматые грабители. Род Оленя отгонял их стрелами. Иногда, в дни голода, «олени» сами ходили в походы, редко удачные — род был невелик, слаб, его легко побеждали крупные общины. Однообразие пустыни Шираку не наскучило: иного мира кочевник не знал. Но оно наложило на него свой отпечаток — душа пастуха была однообразна, как сама пустыня.
Ширак прислушался к шороху трав на склоне горы, к мычанию стад в ложбинах, к далеким, неясным крикам сородичей, звучавшим внизу, в долине, и сонно зевнул.
Род Оленя готовился к ночлегу. Мужчины — рослые, загорелые, одетые в шаровары из кожи, обутые в мягкие сапоги, вооруженные луками, — согнали скот в стойбище. Стоянку ограждал вал из глины. Через поселение протекала крохотная речка. Вечером овец, верблюдов, коров, коз и лошадей заводили в середину лагеря, вокруг выстраивали крытые повозки.
Когда небо прожгли первые звезды, в городище запылали костры. В бронзовых котлах варили мясо.