Vor mir bist du gekommen
Wie eine fluchtige Vision
Als Bild der reinen Schonheit
Mein Herz viel in die Keule
Und fur ihn wieder auferstanden
Und Gottheit und Inspiration
Und Leben, und Trеnen und Liebe
Теперь девушка взяла тайм-аут и стала пристально вглядываться в необычного офицера. Наконец она спросила:
— Вы в самом деле почувствовали все это при первом взгляде на меня?
— Да, — сказал, волнуясь, Антон.
— Но это отдаленно похоже на стихи…
— Это мой импровизированный перевод одного малоизвестного поэта. Я сделал его сегодня в ожидании новой встречи с Вами.
— Я польщена, — сказала искренно девушка. — И не нужно расспрашивать людей о моем имени. Я Ингрид фон Паппенхайм, дочь графа Альфреда, владельца замка. А теперь расскажите о себе, Антуан, более подробно…
Глава двадцатая. Тосты в честь девы
Офицерский пир был устроен в обеденном гостевом зале. В одном конце длинного стола сидели граф с дочерью (матери Ингрид на свете уже не было) и весь генералитет корпуса (Сен-Сир возле девушки). Соответственно, далее сели обер-офицеры, а в дальнем конце стола младшие офицеры. Антон изловчился и сел в торце, обеспечив себе вид на главных фигурантов застолья.
Первый тост толкнул (причем по-французски!) граф Альфред: сухопарый немец лет пятидесяти со строгим, но в данный момент сдержанно улыбающимся лицом. Он сказал, что рад принимать в своем замке цвет военной молодежи Франции и желает, чтобы они своими победами принудили императора Священной римской империи к миру. Ибо жить в мире соседям куда приятнее, чем ссориться по малопонятной причине. Тост этот был принят офицерами «на ура», то есть они прокричали «Вив ла Франс!» и дружно выпили по стакану красного вина из Бургундии (в Швабии, как оказалось, вина преимущественно белые, кисловатые, зато пиво!..).
Тост второй говорил, конечно, командир корпуса. Он перечислил все славные победы этого лета, которые одержала Рейнско-Мозельская армия, и предложил выпить за новые победы, в которых не сомневается. Ибо воины Франции бьются за светлое будущее своей страны, без королей и их клевретов, и желают такой же свободы всем народам Европы. Ответом ему было восторженное «Алонс анфан де ла Патри!» и дружный стук стаканов. Потом пришла очередь командиров дивизий…
Антон шибко на вино не налегал, а все больше смотрел на невозмутимую Ингрид, которая в свою очередь нередко посматривала на него — хотя Сен-Сир стал после третьего стакана ей что-то упорно говорить. «Вот зараза! — среагировал Антон. — Все как в наши времена: всякий босс позиционирует себя альфа-самцом. А я об адъютантике его беспокоился… Хотя Ингрид пока с генералом не очень ласкова. Может, свежи воспоминания о внимании эрцгерцога? Или наш приватный разговор на нее все же подействовал необратимо?»