Нас встретили Саши и моя сестра.
— У нас есть небольшой дворец на реке, думаю, что отцу там будет хорошо, — сказала Арана, когда мы шли с ней в башню гостей Хору, где за правителем приглядывали его воины.
Наш отец сидел на полу и играл с деревянным мечом.
— Папа, — позвала сестра, — посмотри на нас.
Он поднял голову, взгляд осмысленный, изучает меня. Видимо, с ним такие пробуждения бывают все реже.
— Ты жива, — говорит он и указывает на меня. — Хвала Создателю, Ларин, она жива. Ты меня простишь сейчас? — последнюю фразу он сказал не мне, смотрел куда-то вправо от себя, где на самом деле никого не было. — Ларин, любимая, прости меня. Видишь: я все исправил. Она жива. Наша Лирана жива! — Он заплакал и растирал мутные слезы по лицу.
Я хочу сбежать отсюда, куда глаза глядят. Сесть на Тико и унестись на другой конец Малохуса. Но Кир стоит рядом, он точно не даст этого сделать, скорее всего, почувствовал мое состояние и уже просчитал мои дальнейшие действия.
Соглашаюсь с предложением Араны, вещи отца собирают.
— Прости меня, — отец хватает меня за руку, потом отбрасывает ее, его глаза начинают бегать, он угрожает мне деревянным кинжалом.
Я не боюсь его, стою неподвижно, не могу и слова из себя выдавить, Арана снова плачет и просит прощения за отца.
Кир прощается за нас обоих, несет в обеденный зал, потому что вечер, потому что ужин, потому что традиция. Сижу за столом. Просто сижу. Вокруг что-то происходит. Но мне не хочется быть здесь. Кир держит меня за руку, мне почти больно, но я молчу.
Кир приносит меня в покои и раздевает, укладывает в кровать, ложится рядом и укрывает одеялом.
Кир говорит, что любит меня, что разрешит мне иногда навещать его, пока он борется с монстрами в Хору.
И тут меня отпускает, я начинаю рыдать, вцепившись в одежду Кира. Он молчит, дает мне возможность выплакаться.
— Ты самая сильная женщина из всех, кого я встречал, — говорит он. — Но даже тебе иногда нужно быть слабой. Будь слабой наедине со мной. Позволь мне о тебе заботиться. Позволь мне быть твоим защитником. Позволь любить тебя и отдавать тебе себя всего.
Тут все мои барьеры окончательно падают, я разрываюсь новыми рыданиями. И пытаюсь говорить, но выходят только всхлипывания.
Тогда я разрываю на нем рубаху и готова залезть под кожу, потому что не знаю, как еще показать, что для меня нет никого важнее, чем он. Я царапаю его, кусаю, Кир все выносит, лишь рычит и целует меня.
— Ты моя, Лири, — шипит он мне в шею.
— Ты мой, Кир, — повторяю ему.
Утром, завернутые в одно одеяло, мы стоим на балконе наших покоев. Там, где еще вчера было только море, сейчас простирается Хору, но выход к воде остался.