— Что случилось?
— Господин Ивата, все в порядке. Мы ее нашли.
Он прошел мимо сестер в пахнущий дезинфекцией коридор и по нему в затемненный сад. Фламинго из папье-маше смотрели на него своими желтыми глазами, а слоны радостно приветствовали его, помахивая хоботами.
Городские огни, как прекрасны они.
— Клео!
Она лежала в шезлонге в расстегнутом халате, а на подоле ночной сорочки проступали красные пятна. Ивата рванул рубашку, чтобы рассмотреть рану.
Я счастлива с тобой. Прошу тебя, скажи.
— Господин Ивата! — Одна медсестра пыталась оттащить его от жены, а другая в это время побежала за помощью.
— Господин Ивата, она в порядке!
Мне слова любви.
И правда, она не была ранена. Он смотрел на ее бледную кожу, опавшую грудь, узкие ребра. И на послание. Поперек грудной клетки ярко-красным маркером было выведено:
СКОРО УВИДИМСЯ, ИНСПЕКТОР!
Ивата развернулся и зарычал на медсестру:
— Кто это сделал?!
Она в ужасе отступила назад.
— М-мы не знаем. Дверь ее палаты была открыта, а сама она ушла. Мы нашли ее здесь вскоре после того, как позвонили вам.
Ивата обхватил голову руками, а его изуродованные пальцы вновь отозвались болью. Он посмотрел на свою измученную жену — глаза полуоткрыты, из уголка рта вытекает струйка слюны. При виде ее шрама он отвернулся, испытывая одновременно два желания — проблеваться и напиться.
Медсестра мягко положила руку ему на плечо:
— Вы в порядке?
— К ней сегодня кто-нибудь приходил?
— Да. Высокий человек. Он не назвался. Но у него был значок, и он сказал, что он — ваш друг.
Ивата поднял глаза к небу, все понимая.
— Это они, — тихо сказал он. — Они просто хотят выиграть у меня время.
Он опустился на влажную траву рядом с Клео, взял ее маленькую и слабую руку и приказал себе не плакать, хотя по-прежнему чувствовал боль и беспомощность. Эта боль уже никуда не уйдет, она навсегда останется рядом и будет ждать, когда ей представится шанс возродиться.
Он посмотрел на Клео, на ее медленно угасающее, умирающее тело. Он понимал, что ее мозг умер — умер окончательно. И он завидовал ей и вместе с тем негодовал. Не только из-за того, что она с ним сделала, но и из-за того, что она смогла найти идеальный выход. Теперь жизнь для Клео представляла собой блаженство небытия. Высшее наслаждение. Бескрайнее совершенство. Никаких страданий. Никаких жертв. Никаких сомнений.
У Иваты закружилась голова, и он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Крепко, до боли, сжав веки, он изо всех сил боролся с собой и отчаянно искал довод, чтобы выстоять. Довод, чтобы бросить им всем вызов. Довод, чтобы не достать пистолет и не покончить со всем тут же, на лужайке. А затем ему показалось, что его руку накрыла чья-то крошечная ладонь, и увидел маленькую Хану Канесиро. Он сунул руку себе под рубашку в поисках раны между ребрами — ему было нужно почувствовать эту боль. Жизненно необходимо.