Батюшка неожиданно высказался, что слышал, что город этот шаловлив, и тогда Дерпен достал из своего тюка какой-то мелкий пистолет и пару крепких дубовых штырей, скрепленных кованной цепочкой. Батюшка похмыкал на такую браваду и задумал об этом потолковать основательней, но неожиданно и Густибус выволок ту самую дурацкую шпагу, которую прихватил в Кебере, и поставил под руку. Тогда и говорить стало не о чем.
А потом, к счастью, дома пошли краше и выше, даже не дома уже, а дворцы, и площади приняли вполне привычный по Миркве, широкий и раскидистый вид, и стало ясно, что они подъезжают к дворянской части города, где и находилась посольская колония Империи.
Так и оказалось. Тут между двумя весьма ухоженными и богатыми дворцами, прямо на аллее, с обеих сторон обсаженной голыми по зиме, но пушистыми от снега деревьями, стоял почти обычный мирквацкий терем, с уместными завитушками, с высоким крыльцом, с подклетями, которые могли запросто выполнять и оборонительные функции, и с окнами, забранными привычным руквацким переплетом. Вот только ограда перед этим домом была не высокая и глухая, а чугунная, черная и видимая насквозь, как сеть. Это и был шат-о'Рукваци, главное здание имперской колонии в Парсе, в которой по совместительству размещалось посольство.
И только тут князь Диодор неожиданно для себя понял, что за последние дни неплохо выспался, и может не только вести любые переговоры с послом, но и, пожалуй, ждет их. Впрочем, пока Стырь принялся за коней, а остальные путешественники устроились в теплой и привычно обставленной приемной, его тоже подержали в какой-то светелке, обвешанной шпалерами и чудно выглядящими картинами на холстинах в тяжких и резных деревянных рамах. Лишь потом ввели в библиотеку, где стояли отличные кресла, мягкие и удобные, как восточные диванчики. Тут же почему-то предложили закурить, но князь, разумеется, не курил, и относился к этому обычаю западников неодобрительно.
А потом появился странноватый распорядитель, высокий, с удивительно вытянутой головой, словно его растили, подложив с обоих висков дощечки, чтобы он стал похож не на человека, а на рыбу какую-нибудь. И впрямь, в его лице было что-то рыбье, вот только князю чрезмерно рассматривать этого типа не хотелось. Ему хотелось доложиться и выслушать все-таки объяснение — зачем его таким спехом гнали сюда, и что за дело ему предстоит. Но распорядитель посольства повел себя иначе, чем князь ожидал.
— Князь Диодор Полотич род Кастиан Ружеский, — заговорил секретарь голосом низким и красивым, совсем не подходящим к его вытянутой голове, — рад приветствовать тебя в Парсе.