– Не скажу, – посопев, ответила Евгения.
– Слушай, я понимаю, что у нас взаимная неприязнь, – примирительно сказал я. – Но переносить ее на рабочие моменты все же не стоит. Мы ведь хоть сколько-то, но цивилизованные люди, потому…
– Знаешь, мы сейчас говорим с тобой как разведенные супруги, причем разошедшиеся не как друзья, – с каким-то облегчением в голосе сообщила мне Мезенцева. – Может, ты не мне хотел позвонить, а этой своей… Как ее… Светлане?
– Кому хотел – тому позвонил, – возразил я. – И все же – почему ты с Колей не поговоришь?
– Потому что не могу, – немного печально сообщила мне Женька. – Сама бы рада, а никак. До него, Саша, теперь не дозвонишься…
– В смысле? – опешил я. – Блин, мне как-то даже не по себе стало. Жень, он чего – того? В смысле – погиб?
– Ты совсем дурак?! – заорала Евгения. – Смолин, ты реально не в курсе, что слово материально? Думай, что говоришь! Особенно ты. Особенно мне. Нет, конечно! Просто они с Пал Палычем неделю как в командировку уехали в такую дремучую глушь, где и телефон-то не берет. Даже не думала, что на Земле подобные места еще остались. А, оказывается, есть такие. А меня с собой не взяли, сволочи!
– Да сама ты знаешь кто? – возмутился я. – А что мне думать, если ты траурным тоном подобные слова произносишь? С тобой, Мезенцева, дураком стать можно запросто!
– Тебе им и становиться не надо, ты он уже и есть, – немедленно парировала девушка. – Я это сразу поняла, как только твою личность в первый раз увидела!
– Ты еще скажи, что тебя мама предупреждала со мной не связываться, и потребуй возврата украденных мной месяцев твоей юной жизни, – не остался в долгу я.
– Да ты и украсть ничего толком не сможешь, – уже чуть тише сообщила мне Мезенцева. – Ладно, чего тебе от нас надо?
– От тебя – ничего, – зло бросил я. – Даже если с доплатой. Вот как знал, что тебе звонить – только нервы свои трепать. Блин, угораздило же меня с вами вообще связаться. Никакой пользы от вашего отдела, один вред!
– Ты говори, говори, да не заговаривайся, – с легкой угрозой в голосе посоветовала мне Евгения. – Мы тебе зла не делали. И не сделаем, если ты границу не перейдешь.
– Какую границу? – уточнил я.
Нет, правда, хрен знает, что она имеет в виду. Ряд акцентов за последнее время у меня в голове настолько сместился, что теперь я на самом деле не до конца понимал, о чем говорит Мезенцева – о границе разумного или о пресловутой «кромке».
– Финскую, блин, – съязвила девушка. – Нелегально. Границу разумного, разумеется. Не препарируй людей в преступных ведьмачьих целях, не практикуй кровавые жертвы, не пей кровь младенцев – и все будет хорошо.