Лилия уже знала, что она увидит в морозильной камере. Скользя в крови, она дрожащей рукой взялась за ручку дверцы, сердце ее бешено колотилось, во рту пересохло. Смех тем временем практически совсем затих, теперь из камеры доносилось лишь тихое хихиканье, такое же прерывистое и издевательски отвратительное. Да, девушка знала, что она увидит, когда откроет дверцу и невероятно этого хотела, ненависть в ней вновь усилилась в разы, и была сейчас сильнее и страха, и похоти.
Девушка распахнула дверцу морозильной камеры и в тот же момент отскочила от резкого трупного запаха, ударившего ей в нос. Да, на нее смотрела голова Марка. Она стояла в окровавленной камере на шее, с которой свисали лохмотья кожи и мяса, словно ее отрезали от тела тупым ножом. Как только девушка распахнула дверцу, голова вновь расхохоталась долгим ядовитым смехом и замолчала только тогда, когда Лили справилась с первым впечатлением и, зажав нос пальцами, посмотрела на нее. Глаза у головы были широко открыты, а на лице была мерзкая улыбка, но не презрительная и жестокая с какой Марк убил на фонтане кота, а наоборот, абсолютно идиотская, улыбка сумасшедшего, конченого психа. Лили колотило от страха и паники, она не понимала — кто это сделал, но знала точно, что не она. Нет, она чувствовала со стопроцентной уверенностью, что это дело не ее рук. Голова, вид которой она так хотела узреть еще пару секунд назад, вызвала теперь в ней неимоверный ужас.
— Привет! — весело и громко сказала голова. — Как дела? Ахахахахахахаха!!!
Голова засмеялась, широко открыв рот, и не помня себя от ужаса Лили заскользила в кровавой луже, пятясь к выходу.
— А котик-то, а?! Ахахахахахаха! Котик-то меня выбрал!!! Ахахахахаха! — и смеясь широко открытым ртом, из которого брызгала кровь, голова подмигнула ей левым глазом.
Последние реплики взорвали душу Лилии неземным страхом; она почувствовала, что задыхается. Не в силах смотреть в лицо головы Марка, она отвернулась и, делая неимоверные усилия, вышла из кухни и, шатаясь от стены к стене, хотела вернуться в спальню и укрыться под одеялом. Но коридор теперь не был маленьким двухметровым проходом из спальни в кухню, сейчас он был длинный и абсолютно глухой — без дверей и окон и исчезал в непроглядной тьме. И как только Лили покинула кухню, смех вновь обратился в неистовый адский хохот, эхом отражавшийся от стен и потолка этого черного бесконечного коридора, и ножами впивавшийся в девушку.
— Меня, — громом гремел голос головы, — меня!!! Котик выбрал меня! Ты — грязная шлюха, а котик выбрал меня! Ахахахахахахахахаха!