— Что не так? — с удивленной улыбкой произнесла она. — Ты же всегда любил этот снимок. Или разлюбил? Тогда знаешь, что сделаем? — она подняла фото и аккуратно положила под подушку. — Раз так, значит, теперь эта фотография будет всегда со мной, как раньше была с тобой.
Катрина провела ладонями по лицу и улыбнулась фотографии в черной рамке.
— Вот так.
Затем приблизилась к снимку и коснулась его губами, после чего устремила взгляд в пространство и просидела минут пять в полной тишине. Из этого состояния ее вырвал стук подпрыгивающей на кастрюле крышки.
— Черт, мой рис! — вскрикнула девушка и кинулась в кухню.
… — Нормально, — поужинав и вставая из-за стола, прокомментировала Катрина. — На самом деле не вкусно, — с улыбкой добавила она, моя посуду. — Не буду больше страдать дурью… как взбредет что-то в голову.
Она налила себе второй бокал вина и, сделав большой глоток, прошла в спальню, где села на кровать на том же месте — напротив фотографии покойного мужа.
— Девчонки из торгового центра звали сегодня в бар или кафе, я отказалась — неохота. Мне в последнее время что-то скучно в местах скопления народа, не то чтобы некомфортно, а именно скучно. Все эти разговоры, шутки и улыбки меня утомляют, и вместо расслабленности я начинаю чувствовать усталость. Не знаю, когда это началось, не помню, но затворнический образ жизни кажется мне более подходящим. По крайней мере, в настоящее время. Ты считаешь, что это неправильно, — она взглянула на фотографию и вторым большим глотком допила остатки вина. — Лучше с книгой поваляться или фильм посмотреть.
Катрина откинулась на кровать, и вино ударило ей в голову, по телу расползлась приятная усталость, а мысли немного затормозились.
— А лучше, просто ляжем спать, — сказала она спустя минуту, — что-то я сегодня устала сильно, или вино разморило. Приму ванну и лягу спать.
Она вновь села на кровати и склонив голову, запустила руки в волосы.
— Да… — проговорила девушка, — да… все неправильно. Все неправильно.
Спустя десять минут она лежала в горячей ванне и из глаз ее текли слезы. Катрина не рыдала, не всхлипывала и не вздрагивала, слезы текли сами собой — это был беззвучный плач, к которому девушка уже привыкла и который не могла контролировать в минуты тишины и полного уединения. Он подкрадывался аккуратно и деликатно, отступая, когда Катрина нуждалась в концентрации или находилась в обществе, но безжалостно выходил наружу, как только чувствовал, что нет для этого преград. Никогда не было истерик или просто эмоциональных взрывов, был лишь этот беззвучный плач, который не нарушал тишины, и как думала девушка, с ним выходила боль и тоска, накопившиеся за долгий одинокий день, чтобы на следующее утро вновь начать собираться по крупинкам, и вечером вновь освободить душу со слезами. На протяжении двух лет со дня гибели мужа был лишь этот плач…