В громкоговорителях раздалась пара щелчков, потом очень противный то ли визг, то ли стон, и загремел марш «Прощание славянки», а из-за поворота в конце улицы выехала четырёхколёсная бронемашина со здоровенной пушкой и уже за ней показались первые машины конвоя.
Я посмотрела на Сашу. Она опять была вся на нервах, и я, подумав, подкинула ей вопрос:
— Мамочка, а что это за «ка-бэ-эм», я таких раньше не видела? Да ещё с такой здоровой пушкой.
Саша сначала непонимающе посмотрела на меня, но потом до неё дошёл смысл вопроса, и она, легонько щёлкнув меня по носу, ответила:
— Это французский «Панар» «а-эм-эл девяносто», и пушка на нём девяностомиллиметровая. Для такой лёгкой машины дура, действительно, неслабая, — затем обняла меня правой рукой и, чмокнув в висок, добавила, — Ну ты…
В этот момент «Панар» остановился напротив машины-трибуны, музыка стихла, стоявший в люке башни человек повернулся к Аверьянову и, приложив руку к виску, отрапортовал. Аверьянов кивнул и что-то ответил. «Панар» покатил к выезду с площади, а комендачи стали пропускать на площадь машины конвоя и выстраивать их в четыре колонны. Люди стали выходить из машин и, проходя между ними, подходить к трибуне. Тут я поняла, что наше место не совсем удачное, нам хорошо видно Аверьянова, а вот переселенцев мы видим слева-сзади и не всех.
Когда переселенцы собрались перед трибуной, Аверьянов толкнул короткую речь. Её смысл сводился к тому, что «здесь огромный, новый мир, здесь работы много больше, чем людей, здесь все очень рады новым людям и приветствуют всех, кто сделал выбор в пользу протектората». Если честно, я слушала речь вполуха, как и Саша, стараясь высмотреть в толпе переселенцев её семью. В конце Аверьянов предложил новеньким разместиться в гостиницах и общежитии для переселенцев и немного отдохнуть, а с двадцати часов, на центральной площади и в парках, начнутся гуляния, будут концерты самодеятельности и танцы.
Новоприбывшие стали расходиться по своим машинам, из толпы старожилов начали выходить люди, кое-кто из них стал выкрикивать имена и фамилии тех, кого они рассчитывали встретить.
Саша неудержимо рванулась к машинам переселенцев, мы все двинули за ней. Догоняя её, я тихонечко молилась про себя за то, чтобы её семья, и обязательно Серёжа, были здесь.
Мы с ней вошли между второй и третьей колоннами. Саша стала идти помедленнее и крутить головой на обе стороны. Мы прошли мимо здоровенного старого грузовика с краном над кабиной, и тут из-за его прицепа вышел, и повернулся к нам спиной, молодой парень. Прежде чем я сумела сообразить, что он мне кого-то напоминает, Саша изо всех сил закричала: