Саша передёрнулась от яркого образа. И как завтра идти на работу? Как выходить на стариковскую улицу? Мир вдруг сжался до тесной коморки, Саня почувствовала себя запертой, замурованной. Одна мысль о том, что заново придётся пережить этот кошмар, вгоняла в дрожь.
«Дед Гудед… к нему, если что», — так Геннадий говорил. Может, это и есть «если что»? Чертовщина ведь какая-то, и дед… с чертовщинкой (вспомнились рыжие лихие-разбойничьи глаза). Но что ему сказать? «Здрасте, я детей и стариков боюсь?» Так ведь и Гудада старик! Замкнутый круг какой-то…
Мерила комнату бесконечными шагами. Бралась за дела — бросала, мысли разбегались. Почему так нерешительно уезжал Гена? Зачем зашёл дед Гудед — словно проверял? Может, знают что, но молчат?
Не в силах больше маяться в одиночку со своими мыслями, Саня оделась, опасливо выглянула за ворота. Никого, вечерние сумерки разогнали сельчан по домам. Торопливо она побежала узкой, протоптанной меж сугробов тропкой, молясь только об одном — никого не встретить.
Запыхавшись, добралась до дома Гудеда, заколотилась в дверь. Казалось, догоняют, в спину смотрят. Кто? Саня не задумывалась, страшно было задумываться, и вообще — страшно. Дверь распахнулась широко и сразу, словно ведром выплеснули в сумрак тёплый жёлтый свет. На пороге стоял цыганский дед. Саня замерла, приглядываясь к нему, прислушиваясь к себе. Нет, обычный человек, никакого ужаса она не почувствовала. Тихо вымолвила: «Гудада… совет нужен», — и шагнула в сени.
Дед, ни о чем не спрашивая, принялся раскладывать по скатерти потёртые карты.
— Разве мужчины-цыгане гадают? — удивилась Саня.
— Цыгане и на одном месте не живут. Но я бракованный, мне можно, — усмехнулся дед. — Как нога отказала, так с женой и осели в Балае. Ну, рассказывай!
И Саня рассказала всё-всё: как печки боялась, про сны, про Ладин зубик, про сегодняшние кошмары. Стало легче, словно разбавила тревогу чужим участием. Гудадаслушал и всё больше хмурился, руки застыли, перестали тасовать ветхие картонки. Жёстко отложил карты в сторону, припечатал ладонью, будто боясь, что те тараканьём расползутся по столешнице. «Выгонит?» — подумала Саня, и тут же навернулись слёзы. Куда же она тогда?
— Вы мне погадаете? — спросила робко, пряча глаза, смаргивая.
— Нечего тут гадать, — дед глядел как сквозь неё, весь где-то далеко, глубоко. — И так понятно. Ох, девка… Жена моя тебе бы лучше объяснила, да нет её уже.
— Вы вдовец?
Дед неопределённо помотал головой и продолжил:
— Что помню с её слов, расскажу. В беде ты — меж двух могил попала.