Со вторым сложнее.
Казалось бы, если человек взаправду сочиняет что-то фантастическое, то он должен быть если не ярым скептиком, то хотя бы реалистом. Вроде как сложно при этом страдать суеверностью и прочими глупостями.
Не сложно.
И зачем это? — спросил я, впервые наступив на кухне в блюдце с молоком. Стася отмахнулась. На тот момент мы жили вместе уже больше месяца.
Нет, ну зачем? — не успокаивался я ближайшие четверть часа.
Ты не поймешь.
Чижова!
Хорошо. Хорошо, пообещай, что никуда его не переставишь.
Йогуртами клянусь.
Это для Мураша.
Сомнения закрадывались уже давно, причем разные.
Пожалуйста, скажи, что это твой любовник. — Попросил я.
Это домовой.
Я выругался.
Наверное, надо было начать всерьез что-то подозревать раньше. Например, когда она, только переехав, исписала все дверные косяки значками «на случай чего» (дизайнерские двери. были).
Что за деревенские глупости? Стась, что происходит?
Сам ты глупости.
Ладно, допустим, у меня тут действительно живет домовой. Почему я его раньше никогда не видел?
Потому что ты вообще невнимательный, Тимофей. Я вот покрасилась на днях, так даже не заметил.
Я всмотрелся в Стаськину копну. Вроде, как были черные кудряшки, так и остались.
Ну конечно заметил! Тебе, между прочим, очень идет.
Вот видишь. А я не красилась.
Иногда ее хочется задушить подушкой.
Милая, тебе же не двенадцать лет, может пора как-нибудь отодвинуть сказки подальше?
Может мне вообще съехать?
Я задумался.
В этом есть что-то здравое. И шампунь у меня останется один, как у нормальных людей. А домового этого ты с собой заберешь?
Она вышла из комнаты, не отвечая на глупые вопросы. Ну ты и скотина, Тихомиров, подумалось мне. Мало того, что постоянно мешаешь жить любимой женщине, так еще и издеваешься.
Пусть уж сказки, чем бы ни тешилась.
Блюдце осталось на том же месте.
Стася в приличном настроении периодически хуже Стаси в унынии.
Поймите меня правильно: я хочу, чтобы ей было хорошо, меня раздражают некоторые моменты, но я честно терплю.
Например, постель. Все прекрасно, все отлично. Только она буквально через десять минут опять начинает невзначай меня поглаживать и покусывать за ухо.
Нет, — мужественно отвечаю я.
Да-а-а, — тянет она. И начинает давить на всякие там «мой герой» и «неужели тебе не нравится». Героем-то, разумеется, выглядеть хочется.
Но еще через полчаса я уже непокобелим. Нет, не лезь, я устал, хватит, это ты можешь до полудня валяться, а мне вставать в семь. Нет, нет, я сказал! Ну что же ты делаешь-то, ох…
Слушай, может ты будешь энергию девать куда-нибудь в мирных целях, а? — почти традиционно спрашиваю я после.