— Привет, Йоэл, — отвечаю я.
Ему, кажется, теперь лет четырнадцать, не знаю точно. С нашей первой встречи прошло уже несколько лет, а Йоэл так толком и не вырос. Мелкий и тощий паренек, на вид совсем еще ребенок. Он полностью натурален, но довольно слаб здоровьем от постоянного сидения в помещении. Из виртуальности Йоэл выходит только по средам и пятницам. Если бы не я, то он, возможно, не выходил бы вовсе. Большинство его знакомых так и живет. Современные дети неуютно ощущают себя на улице. Тут бывает холодно, мокро и ветрено. А еще, конечно, одиноко.
Йоэл, в принципе, против одиночества ничего не имеет. Но он выбирает жизнь, а в реальности ее почти не осталось. Разве только кучка прихожан Леннарта и чайки.
— Как в школе? — спрашиваю я, и мой маленький друг разражается длинной тирадой, в которой я понимаю далеко не все. Молодежь во все времена сочиняла целую кучу собственных словечек; а Йоэл еще и обильно пересыпает речь непечатными выражениями. Он не красуется, нет. Я думаю, мой друг выражается так всегда.
— Каспер — долбанный идиот, — возмущенно говорит Йоэл. — Тысячу раз говорилось и писалось, что на любые соревнования допускается только антропоморфная форма и только ограниченные параметры, а он решил, что ему закон не писан. Ну и, кстати, я не уверен, что этот идиотский кентавр — реально подходящая тема для футбола. В двух ногах ты хотя бы не запутаешься. Короче, неважно. Важно то, что его не допустили, а нам пришлось брать Сванте на замену. И это была… ну, полная задница.
— Проиграли? — сочувственно спрашиваю я.
— Выиграли, — мрачно отзывается Йоэл. — Но больше я так играть не буду.
Я улыбаюсь.
Мой маленький друг — ужасно умный. Умнее кого угодно, кого я знаю, да и, наверное, знал. Но, конечно, в первую очередь подросток.
— Помнишь Лукаса? — вдруг спрашивает Йоэл. — Лукаса из Бергена? Я тебе рассказывал. Мы вместе ходим на английский.
Киваю.
— Мы с ним вчера говорили о тебе.
— Обо мне? — удивляюсь.
— Ну, я вообще-то по-норвежски понимаю не все, а он не очень по-шведски… Но как я понял, у них там тоже есть свой призрак. И он не такой, как ты.
— Дааа? — протягиваю я. — Как интересно.
На самом деле, все, что я в принципе знаю о призраках, — как и многие другие вещи — я знаю от Йоэла. Это ведь именно он когда-то поприветствовал меня, бредущего по Остермальму с опущенной головой, окриком: «Эй, парень!» — а потом осторожным: «Ты что… тень?» Йоэл потом объяснил, что долго не мог решить, какое из определений считается наиболее вежливым. Такому не учат в школе. А я, кажется, и вовсе не обратил внимания на это обращение.