Бенедикт Грейм избрал для себя роль благодетельного деспота. Пожелал, чтобы подопечные приходили к нему в минуты печали и растерянности в надежде обрести дружеское утешение, совет и помощь. Однако, подобно прекрасной розе, на практике идеальная теория осложнилась многочисленными болезненными шипами.
Мордекай Тремейн размышлял о Шарлотте Грейм и о тех трудностях, которые тихая сестра доставляла брату, когда неожиданно увидел, как та собственной персоной направляется через холл к лестнице. Он шагнул ей навстречу:
– Мисс Грейм!
Шарлотта не обернулась, словно не услышала его. Тремейн окликнул снова, и на сей раз она намеренно притворилась глухой, ускорив шаг: подбежала к подножию лестницы и скрылась из виду.
– Все чудливее и странноватее, – пробормотал Мордекай Тремейн. «Алиса в стране чудес» занимала прочное место в его сердце, а это выражение пользовалось особой любовью.
Болезненно-нервная реакция Шарлотты почти не удивила: не ожидая столь откровенного выражения тревоги, Тремейн знал, что мисс Грейм катастрофически боится остаться с ним наедине. Но на этом события не закончились: впереди ждал интригующий инцидент, открывший новое пространство для размышлений. Он произошел, когда тусклый зимний свет окончательно сдался на милость темноты и по дому зловеще поползли тени. Тремейн сидел возле окна, смотрел на снег и вяло думал обо всем на свете. Очнувшись, обнаружил, что замерз, засиделся и покорился мраку.
Осознание собственного дискомфорта настигло его в тот момент, когда он встал, чтобы еще раз взглянуть на любимую елку Бенедикта Грейма. Определенной причины для этого не существовало – внезапная потребность возникла инстинктивно, не получив команды со стороны разума.
К этому времени Мордекай Тремейн уже успел ознакомиться с домом и без труда нашел большую комнату, где возвышалось чудесное дерево. Подчиняясь мягкому прикосновению, дверь бесшумно отворилась. Французские окна еще не скрылись за шторами, и в остатках света можно было рассмотреть возле стены елку, затейливо украшенную серебряными фонариками и блестящими гирляндами. Даже в полутьме взору являлась впечатляющая картина. Стоило ли сомневаться, что сияние электрического света и тепло праздничной атмосферы вдохнут в отягощенные подарками ветви новую жизнь? Бенедикт Грейм сумел создать великолепную иллюзию сказки.
Пока подарков не было: им предстояло появиться позднее, когда ночью Бенедикт Грейм облачится в традиционный костюм и явится к своему детищу в облике Санта-Клауса, – а сейчас висели только белые квадратные карточки с именами.