Он сделал глубокий вдох, отвернулся от двери и пошел. Почему-то он решил, что ни за что не наткнется на стену крошечного кемпера.
И оказался прав.
* * *
Стефан собрал все мягкие игрушки Эмиля и внимательно их осмотрел. Они почти не пострадали – только в нескольких местах капли кислотного дождя оставили маленькие черные кратеры. Он представил, сколько часов, дней и недель ушло у Эмиля, чтобы построить фантастические миры, где эти смешные зверушки были его соратниками, попутчиками, компаньонами…
Несколько раз Стефан принимал участие в этих играх. Постепенно выкристаллизовались характеры. Медвежонок Бенгтсон – тугодум, но верный и надежный друг, на него можно положиться. Рысенок Сабре – авантюрист, вечно придумывает самые отчаянные планы. Черепашка – самовлюбленный тип, утверждает, что живет уже тысячу лет и поэтому все знает. Утенок Хипхоп трусоват, а Бунте, чью породу так и не удалось установить, то и дело затевает ссоры.
Стефан выстроил зверушек вокруг Эмиля как телохранителей.
– Помогите ему, – прошептал он. – Неужели вы не можете ему помочь?
Пуговичные глазки пусты. Стефана поразила мысль, настолько грустная, что у него защемило сердце, будто в него воткнули кинжал.
Они все умрут.
Он не хочет даже думать о жуткой возможности, что и Эмиль может умереть, но такая возможность прямо вытекает из предыдущей.
Они умрут вместе с ним.
Еще один поворот кинжала.
Без Эмиля все эти верные друзья, авантюристы и путешественники, – всего лишь неуклюжие штуковины из тряпок и полиуретана. И что с ними делать, если… Выкинуть? Нет, на это Стефан никогда не решится. Сложить в ящик, отнести в чулан и постараться забыть. Лет через десять наткнуться на этот ящик, открыть и посмотреть на лучших друзей Эмиля – сгнивших и заплесневелых. Сгнивших и заплесневелых друзей Эмиля.
– Прошу вас… – прошептал он. – Не умирайте.
Они не должны умирать – зверушки, Эмиль, Вселенная.
Эмиль закашлялся, поднял руку, пошевелил пальцами и открыл глаза.
– Папа? – сказал он тихо и хрипло из-за забивших гортань сгустков крови и слизи. – Папа, ты где?
Стефан взял его за руку и приподнялся на стуле.
– Я здесь, родной. Папа здесь, с тобой.
Попытался встретиться с Эмилем глазами, но глаза у мальчика такие же пустые, как у его зверушек. Огромные неподвижные зрачки занимают почти всю радужную оболочку. Эмиль поднял руку и пошарил перед собой, как слепой.
– Мама?
– Мамы нет, сынок.
Несколько хрипящих, булькаюших вздохов.
– А… где… мама? – мальчик произнес эти слова раздельно, с трудом отлепляя язык от нёба.
– Она вышла. Она…
Он прервался, потому что голова Эмиля шевельнулась – без сомнения, жест отрицания.