И тут меня осенило. Уйти, не отомстив — это не про меня.
— Слушай внимательно, умник! — я схватила перо и ткнула им в крючковатый клюв, четко выговаривая каждое слово. Птица оказалась на редкость смышленой и запомнила все на раз-два.
«Забудь о здоровье, глупый баран,
Снимая штаны — плати лекарям!»
Такой незатейливый лозунг своим корявым голосом выкрикивал на весь этаж дежурный попугай, когда я покидала здание проклятого борделя.
От смышленого попугая я забрала перо — сувенир на память.
«Страсти порой проявляют удивительную изобретательность», — сказал пернатый друг до того, как выучил новое двустишие, и я была полностью с ним согласна.
Тесные улочки окраины сменяли друг друга. Редкие фигуры, выныривающие из темноты, пугали настолько, что я бросалась наутек. Обессилив, шла дальше, напряженно оборачиваясь и вслушиваясь в чужие звуки.
Ноги сами вывели к морю, оставив город с его нагромождением кварталов далеко за спиной.
Вдыхая насыщенный солями прибрежный воздух, я всматривалась в линию горизонта, которую смогла определить только по ласковому мерцанию луны, что ровной дорожкой ложилась на воду. Несмотря на усталость, спать мне совсем не хотелось. Возбужденный разум исключал всякую возможность отключиться.
До недавнего времени я не имела ни малейшего представления о плотской страсти. Вся безнравственность мира усилиями Катарины оставалась чем-то далеким, несуществующим. «Дом радости» стал испытанием, которое одновременно просветило, ошеломило и убило во мне трогательную наивность, оставив неизгладимое впечатление и всплывающие перед глазами бесстыдные картинки.
Ночь я провела на берегу моря под гигантским валуном, проветривая голову и размышляя, что делать дальше. Хорошо бы разыскать Яспера, может он поможет мне устроиться или посоветует что-нибудь. Правда, прежде чем идти к другу детства, следует придумать себе легенду. Яспер захочет знать, как я выжила. Одна из всей деревни! — вот так действительно чудо!
Но мне не хотелось обманывать Яспера. Кого угодно, но только не его…
Несмелые лучи утреннего солнца погрузили в призрачный мир, завораживая переливами могучей глади, живущей своей жизнью. Встречая рассвет, я слушала монотонный ропот волн, лениво набегающих на песок. Вместе с сумерками затухал и костер моих мыслей.
В мирное соло утреннего прибоя мягко влился негромкий голос:
— Город душит каменными стенами и ложными правилами, а от людского равнодушия порой становится невыносимо противно. И только стоя на берегу и наблюдая, как даль наполняет день лазоревым сиянием, обретаешь чистоту мыслей и силу.