Но насколько случайна любая случайность? – вот в чем вопрос… Почему–то вспомнились рассуждения из какой–то давным–давно читанной книжки: можно ли десять раз подряд угодить точно в муху, стреляя по очень удаленной, почти невидимой мишени, на которой она сидит, греясь на солнышке? Скорее всего, нет – так подсказывал здравый смысл. А если огонь непрерывно ведут десять тысяч стрелков, не целясь специально, а просто наобум паля в сторону мишени? В таком случае попаданий в несчастную муху может быть и не десять, а гораздо больше. Не угодил ли и он, Сергей Соколов, под такой непрерывный шквальный огонь? Если это действительно так – бесполезно искать виновника. Правда, остается открытым вопрос о причинах этой стрельбы…
Подобные размышления могли завести Бог весть куда, и Сергей, отмахнувшись от них, быстрым шагом направился к троллейбусной остановке, поглядывая на всякий случай на пробирающиеся между многоэтажками редкие автомобили.
Всю дорогу до центральной части города, стоя у окна на задней площадке троллейбуса, который нехотя полз сквозь серое утро, он прислушивался к себе, вернее, к поселившемуся в нем неведомому зову. Зов не усиливался и не ослабевал, не то что во сне – там он постоянно нарастал и нарастал, – и Сергей вновь засомневался в том, что источник этого зова находится где–то извне, а не является порождением его собственной психики. Однако менять свое принятое еще ночью решение он не собирался; он знал, что не успокоится, пока не проверит, не убедится… да и холодный пристальный взгляд невидимой луны, взгляд, который он постоянно ощущал, не позволял ему свернуть с выбранного пути. «Кто выбрал для меня этот путь? – подумал он, и неприятный холодок пополз у него по спине. – Кто мне его подсказал?..»
Оставалось надеяться, что ответ на эти вопросы найдется там, на улице Гоголя, в квартире за серой железной дверью.
И еще он подумал о том, что не люди выбирают пути, а пути выбирают людей, и вспомнил древнюю идею насчет ограниченности свободы деяний человеческих: тому то ли греческому, то ли римскому мудрецу представлялось, что человек подобен собаке, привязанной к повозке и бегущей за ней. Главное – не сопротивляться, не бросаться в другую сторону, а неуклонно следовать за повозкой; она знает, куда ехать, где повернуть и когда остановиться.
Сергей рассчитывал и вовсе забраться в повозку, чтобы оттуда увидеть лежащий впереди путь…
Он вышел в центре, пересек сквер и, преодолев поступью канатоходца два квартала по скользкому тротуару, оказался на улице Гоголя. Наискосок от него, на другой стороне дороги, за голыми долговязыми тополями, стоял дом из его сновидения, с аптекой и почтой на первом этаже. Сергей вновь прислушался к себе – зов звучал на одной и той же непрерывной уверенной ноте – и, перейдя дорогу, с бьющимся неровно сердцем вошел в обычный двор с перекладинами для выбивания ковров, бельевыми веревками, мусорными контейнерами, покосившимися железными детскими горками и крышками погребов, почему–то всегда вызывающими у него неприятную ассоциацию со старыми надгробными плитами. Прикинув, в каком из подъездов должна находиться пятьдесят третья квартира, он направился к двери с криво выведенной белой краской цифрой «четыре». Худая рыжая кошка при его приближении испуганно метнулась с крыльца и юркнула в подвальное оконце – и во всем дворе не осталось больше никого. Это безлюдье вдруг встревожило Сергея и он резко остановился от внезапной догадки, вспыхнувшей в голове подобно осветительной ракете: вечерний лихач и странный зов как–то связаны между собой, это звенья одной цепи! Угрожающей цепи, готовой захлестнуть его горло и задушить…