Лагерная учительница (Алёшкин) - страница 13
Они медлили. И снова раздался крик! Выскочили все разом, поливая очередями впереди себя. Грохнули один за другим, сливаясь, две гранаты. Душманы залегли. Пыль от взрывов скрыла их. Взрывы напомнили Егоркину о гранатах. Он вытащил их и положил рядом. Примерился рукой, удобно ли будет перебрасывать через камень. Одну гранату он взял в руку и стал ждать. Вдруг что-то резко и сильно ударило его в правое плечо, оглушительно звякнуло по каске — камень возле взорвался, брызнул в щеку. Близко пророкотала очередь автомата. Егоркин перекинулся на спину и увидел сзади черное бородатое лицо, черную чалму, показалось, что это тот, с гранатометом, и почему-то у него были три яростных глаза: два блестящих и один тусклый, пустой, черный. Вспыхнул огонь в пустоте тусклого глаза, выпрыгнул, придавил, расплющил, разорвал живот Егоркина, словно каменная глыба свалилась на него с грохотом и звоном. Но после этого душман почему-то уронил автомат и обнял камень, свесив голову с чалмой вниз. Звон стремительно рос, наваливался тяжестью. Горы вдали, чалма душмана расплывались, зеленели. Голова Ивана безвольно упала на плечо. Прямо перед глазами стоял неподвижно зеленый бутон тюльпана. «Он же был красный», — прошептал Егоркин. Треск выстрелов удалялся, но и учащался, множился, стал похож на стук гороха, обильно падающего со стола на деревянный пол.
Часть первая
Глава первая
I
Гудел, шевелился, ворочался сборочный цех — мягко светили пыльные лампы; блестели свежевыкрашенные бока передач, плавно выползавшие из сушилок на подвесном конвейере; щелкали сердито выключатели электрических моторов кран-балок, поднимая со скользких от масла железных плит пола угловатые корпуса и опуская их в гнезда сборочного конвейера; жужжали бодро пневматические машинки, шипели сжатым воздухом; звякали ключи; привычно пахло теплым железом и смазочным маслом. Ровно, неторопливо плыл конвейер с длинным рядом корпусов передач, и у каждого корпуса был сборщик — вставлял, забивал, закручивал валы, шестеренки, подшипники, болты, шайбы, гайки. Чугунные корпуса заполнялись, обрастая деталями, передачи становились изящными, чуткими — подключи к мотору, и оживут, залопочут, готовые без устали вращать колеса машины.
Роман Палубин засунул обе руки внутрь корпуса передачи, вставлял вал с шестеренками в гнездо. В начале работы Роман мог не следить за своими руками. Они сами находили нужные детали, ставили их на место, наживляли болты, но к концу дня руки уставали. Рычаги, болты капризничали. Палубин нервничал, не хотелось, чтоб из-за него останавливался конвейер. А сегодня он особенно волновался, поглядывал на большие часы над проходом. Стрелка ни на мгновение не замирала, прыгала вперед, словно кто ее подталкивал, торопил. Смена заканчивалась, а Роман все не мог пригласить Раю на концерт. В столовой она и секунды одна не была. А как обрадовался Роман, когда узнал утром, что в комитете комсомола билеты появились на концерт с участием ансамбля «Земляне»! Как мчался к Гале Лазаревой, которая заведовала культсектором! Палубин слышал вчера в столовой, как Рая сказала подруге своей, что балдеет от солиста «Землян». Значит, не должна отказаться пойти сегодня с ним, Романом, в ДК. Боялся Палубин, что билетов мало и ему, новичку, не достанется. Но Галя Лазарева — подруга Ивана Егоркина, а с Иваном они вместе в армии трубили, вместе комиссовали их. Егоркин-то Романа и в Москву сманил. Галя не откажет… И действительно, билеты ему достались. Но как к Рае подойти? Была бы она как Лазарева, или как Катерина, контролерша с бортовой передачи. Они веселые, с ними шуткой, шуткой, и глядишь, дело слажено. А Рая серьезная слишком, строгая, идет по цеху, словно кувшин на голове несет. Это Егоркин так сказал. А Палубину нравится, как она держит себя, как ходит, как разговаривает, как улыбается. Она не захохочет на весь участок, как Катерина. Обратил на нее внимание Роман месяц назад, в кинотеатре. Был он там с Егоркиным и Галей. А она с подругой. Столкнулись у кассы, в очереди. Постояли, поговорили. Галя познакомила девчат с Романом. Он смутился, молчал, старался за Егоркина спрятаться, чтобы девчата на его брюки не смотрели. Стыдно было. Брюки и прочую одежонку он купил в Балашове, где работал полгода после армии, пока не приехал в Москву, к Ивану. Не до шику было, лишь бы что-нибудь купить, чтоб сменить солдатскую одежду. Брюки сшиты были не на двадцатилетнего парня. На парней наши фабрики шить, похоже, пока не научились. В Балашове Роману было все равно, как сидят на нем брюки, но здесь Борис, контролер с их участка, высмеял его однажды. И с тех пор Роман стал чувствовать себя неуютно, стал копить деньги на джинсы. Купить их можно было у того же Бориса. У него барахла импортного полно… Галя заметила, что Роман смутился, когда она познакомила его с девчатами, и догадалась, что Рая тому причиной. Рая была особенно хороша в голубоватом, умело сшитом платье: смуглая от загара, высокая, тонкая. В кино сидели вместе. Галя хотела незаметно усадить Романа рядом с Раей, но он забрался в самый угол, подальше от девушки. Пожалел потом, конечно, но дело сделано!