Ощущая сонливость, она закрыла глаза… и перед ней возник образ Адама. Он был дик и жесток, глаза его горели злобой. Она почувствовала боль от того удара – когда он впервые в жизни поднял на нее руку. Действительно ли она увидела мерцание странного огня в его глазах, цветную вспышку, которой там быть не могло? Он заулыбался в ее воображении. Она увидела ряд острых черных зубов у него во рту, с ужасом отстранилась и вдруг мельком заметила торчащие из черепа рога, пробивающиеся сквозь волосы…
Захрипев, Мериам дернулась и проснулась. Сердце бешено колотилось у нее в груди, горло сдавило так, что ей едва удавалось дышать. Она посмотрела на неподвижную фигуру профессора Оливьери рядом с собой. Тот успел перевернуться на кушетке и лежал теперь к ней спиной. Восстановив дыхание, она осмотрелась вокруг и заметила, что свет в медблоке выключен.
«Это всего лишь сон», – подумала она.
Но ощущение было такое, словно ее только что посетил призрак.
Затаив дыхание, она стала прислушиваться к Оливьери и наблюдать за тем, как он дышит – расширяя и сжимая грудную клетку. Почему-то ей стало казаться, что он дышит слишком ровно – словно не спит, а чего-то ждет. Словно прислушивается к ней.
Сжавшись под одеялом в комок, Мериам отодвинулась от Оливьери как можно дальше и стала думать. Она уговаривала себя не зацикливаться на выводах отца Корнелиуса и Бена. Сейчас ей хотелось столько одного – чтобы Адам пришел в себя, чтобы освободился от того, что засело у него в голове.
«То есть ты веришь, – сказала она себе. – Ты веришь в демона».
Его тело может быть мертвым, но сущность до сих пор жива. Бен говорил о древней болезни, о какой-то инфекции, которой никто не заражался уже много тысяч лет, и теперь Мериам понимала, что так оно и есть… но такую болезнь было очень сложно представить и предугадать.
Избитое лицо ныло, лезвие боли пронзало и череп – где-то под левым глазом. Поборов сонливость, Мериам откинула одеяло и решительно встала на ноги. Сапоги и куртка лежали рядом. Надевая их, она несколько раз поморщилась. Доктора Дайера нигде не было видно. Оливьери по-прежнему лежал спиной, но казался таким спокойным, что возникло ощущение, что он в любую секунду может заговорить с ней из полумрака. Она даже подождала минуту, надеясь, что он все-таки заговорит. Было бы неплохо получить помощь, и она знала, что Оливьери ее бы понял, в то время как другие будут пытаться ее остановить. До того как она самолично не увидела тупую злобу в глазах Адама и инородный, не свойственный им блеск, она бы, пожалуй, и сама остановила себя.