Фельдфебель шел дальше — из других купе уже доносились храп, посвист, вздохи, стоны, — вагон насытился и отсыпался, никому не было дела до него, проголодавшегося.
«На барскую милость плоха надежда», — подумал Вилли.
Поезд остановился где–то в Польше. Вилли сошел на перрон, пялил глаза на двери вагонов, надеясь встретить кого–либо из знакомых. Увидел Рудольфа Вернера. Тот спрыгнул с подножки и зашагал по перрону, взмахами оттопыренных пальцев рассекая воздух.
— Ты чего такой злой? — подходя к Вилли, спросил обер–лейтенант. — Ах да… Никому не дано читать чужие мысли.
— А разве мои мысли опасны?
— Вообще–то… — Вернер покусал губы, недосказав.
— Голоден я, — - сознался Вилли.
— Эх ты, а еще едешь брать чужие территории! — упрекнул обер–лейтенант, — Надо приспосабливаться, иначе всякая шваль будет становиться поперек пути… В нашем положении худеть нельзя. Нас ждут здоровые русские девушки.
Рудольф Вернер посмотрел на паровоз. Он стоял у водокачки. Машинист подтягивал крюком водозаборную трубу.
— Пошли. Я тебе покажу, как проводить операцию по реквизиции, — сказал обер–лейтенант.
Они вышли на тыльную сторону вокзала. Неподалеку виднелись дощатые ряды пустующего базара. Лишь коегде стояли женщины с чугунками дымящейся картошки. Вилли хотел подойти к первой из них, но Вернер дернул его за рукав:
— Это успеется! Поищем другое…
Он принюхался, словно пробуя, откуда ветер тянет съестными запахами, пошарил глазами вдоль лавок и провисших навесов. В углу у забора робко жалась деревенская женщина. На ней был старенький, залатанный на локтях армяк и стоптанные валенки в галошах. Она скорбно глядела по сторонам, не отнимая руки от корзины. Из–под марли торчала длинная розовая шея гуся. Кажется, все счастье, все богатство старой польки было в этой корзине. Завидев двух немцев в щегольских мундирах, она встревожилась, взяла корзину, чтобы упрятать ее в ногах. Но Вернер уопел подбежать и впопыхах воскликнул:
— Матка–боска, какой есть ваш гусь? Покажи…
Женщина медлила. Не зная, как ей поступить, она теперь уже обхватила руками корзину, прижимая ее к груди.
— Марки, злотых много… — и обер–лейтенант вынул из потайного кармана пачку денег, переложил их в боковой карман.
Увидев деньги, старая полька поверила. Она развернула гуся, жирного, словно начиненного салом.
— О, гут! — провозгласил обер–лейтенант, взял гуся за шею и зашагал прочь.
Женщина, едва поспешая вслед, заголосила:
— Ой, пан, пан! У меня шестеро киндер4… Нечего кушать… Шестеро киндер!..
— Отвяжись, швайн5! — оборвал Вернер и, на миг остановись, потрогал кобуру пистолета на животе.