— Вместо мамы я пойду, — вмешался подошедший Алеша.
— Спроси у матери, хлопчик, ее молоко на твоих губах еще не обсохло.
— Мам, можно?
Молчание.
— Можно, значит. Петька, Петруеь!.. — крикнул Алеша, ища глазами дружка–нартизана, — Давай мне гранату. Жадничал… А теперь выкладывай.
Будоражная ночь. И звезды крупные. Скатилась одна — след непотухший оставила в чьей–то памяти. И соловей в чащобе звенит–разливается. И смех и шепот полюбовный колышутся над кустами. Белые кусты — цветет черемуха, пьяня знойным запахом воздух… И луна низко над лесом свесила золотой ковш, точно хочет зачерпнуть воды из озера.
— Когда я был в детстве… Давно, правда, — говорит Алеша Шмелев. — Так чудно… Просил маму, чтобы она поставила лесенку до луны и я туда забрался.
— Ты гений! — восторгается Марылька. — Фантазия у тебя работает!
— Придет время — и сбудется, — уверяет Алеша. Ведь когда–то полетят наши. Должны полететь!
— Я бы попросилась, все–таки интересно знать, как там, на луне…
— Без пользы туда не возьмут.
— Почему без пользы! — вспыхнула Марылька.
— Кем ты можешь быть в корабле? — серьезно спрашивает Алеша. — Кем? Надо давать себе отчет.
Марылька прыскает в кулак от смеха. «Это он–то требует давать себе отчет. Я первый класс вела, хотя и сама–то кончила семилетку».
— Алеша, чудной мой… — Она спохватилась. — Чудной Алешка, я уже давала уроки в классе.
— Ого!.. — присвистнул Алеша. — Сколько же тебе лет стукнуло?
— Неважно, все мои, — уклоняется Марылька и укоряет: — Женщинам такие вопросы не полагается задавать, молодой человек!
— Почему?
— Все почему да почему. Просто не полагается задавать, оскорбиться можно.
— Тогда бы и не затевала разговор! — дергает плечами Алешка.
— Обиделся?
— Нет.
— Расскажи что–нибудь веселенькое.
Алеша пыжится, напрягается, силясь припомнить, а в голове мысли невнятные, он только чувствует, как хорошо сидеть весною в ночи, а выразить это словом не может.
— Я озябла.
— А ты… грейся.
— Как? Научи.
— Руками подвигай, вот так… — И Алешка, как заправский боксер, машет перед собой кулаками, а Марылька смеется озорно, игриво.
Опять сидят молча. Марылька горестно думает: «Хлопец добрый. Но… но… как его любить, и можно ли?» И спрашивает серьезно:
— Алеша, ты что–нибудь умеешь, ну, танцевать, парой кружиться?
— Пустое, — отвечает с достоинством Алешка. — Теперь танцы не в счет.
— Какие же у тебя увлечения? — не отступает Марылька и потаенно–усмешливо: — На дудке умеешь играть?
— Дудят выпи на болотах. А я с папой раз ездил на охоту и слышал…
Марылька чуть было не спросила, а где же твой папа, но вовремя прикусила язык. Она кое–что слышала о его папе и замяла разговор, чтобы не ранить Алешку. Он и вправду, бедный, задумался, посерьезнел. Чтобы перебить его грусть, Марылька спросила бойко: