— Эти парни слишком много едят, — сказал он. — У Керсдорфа, например, аппетит, как у волка. Мог бы и торт принести как-нибудь.
— Он принес, — возразил Фицдуэйн, — и ты его съел. Он написал имя на листке бумаги:
— Вот моя кандидатура, — произнес он, протягивая Медведю листок бумаги. Тот прочитал, что было написано, и присвистнул:
— Ставлю сто франков, что ты ошибаешься.
— Идет, — сказал Фицдуэйн. — У меня есть идея. Давай съездим к Врени. Тебе не мешало бы проветриться и на обратном пути мы где-нибудь пообедаем.
Медведь повеселел:
— А может, нам пообедать по пути туда? Надо же как следует заправиться для серьезного разговора.
— Посмотрим, — ответил Фицдуэйн. Он неожиданно почувствовал беспокойство, и ему не терпелось отправиться в путь. — Собирайся, поехали.
— Я посмотрю, нет ли для тебя подходящего оружия.
— Некогда, — сказал Фицдуэйн. — Ты вооружен и этого достаточно.
Говорил он резко, едва скрывая охватившее его беспокойство. Медведь поднял глаза к небесам, покачал головой и вышел в дверь вслед за Фицдуэйном.
Врени собрала остатки храбрости. Она взяла покрывало и закуталась в него, устроившись как в вигваме. Она сидела, скрестив ноги, глядя на стоящий перед ней телефон. Внутри этого теплого вигвама она чувствовала себя спокойнее. Она ждала, пока окончательно согреется, и по мере этого воображала, что находится в безопасности, что ирландец прибыл ей на выручку и теперь все позади. Все. Он больше не существует. Он исчез как дурной сон, оставив неприятное ощущение, но настоящего страха больше не было.
Она положила руку на серый пластик телефона и держала ее там до тех пор, пока трубка не нагрелась от тепла ее руки. Она представила Фицдуэйна на другом конце провода, как он ей отвечает и отвозит в безопасное место. Она сняла трубку и начала набирать номер. Не дойдя до конца первого ряда цифр, она стала яростно нажимать на кнопку. Безрезультатно. Телефон был мертв.
Сердце ее бешено забилось. Она распахнула дверь и бросилась в конец дома, где находились животные, схватила овечку, теплую и сонную, и с ней на руках вернулась в дом. Она заперла дверь на задвижку, потом залезла с овечкой под покрывало и закрыла глаза.
Сильвия открыла дверцу машины со стороны водителя, и Сангстер повалился на нее. Глаза его были широко раскрыты, лицо искажено и покрыто выделениями. Сильвия отступила назад — голова и туловище Сангстера опрокинулись на снег, ноги его оказались зажаты между педалей.
— Не закрывай дверцу, — сказал Сантин. Он стащил тело Пьера с сиденья, подтащил его к задней части машины и открыл багажник.