— А что насчет твоей матери? Разве она не…
— Анна… — он произносит мое имя, вкладывая в него ответ.
— Прости. Эта тема не обсуждается, ты уже много раз повторял, но я хочу лучше понять тебя. Я хочу узнать о твоем прошлом.
— Херовое у меня прошлое. Ты это знаешь. Ты сама видела, как оно на меня влияет, так что должна понимать, почему я не хочу о нем говорить. — Он открывает дверь и смотрит в дом. — Мы можем сейчас не говорить на эту тему? Вспоминать все и быть здесь — уже слишком для меня.
— Прости. Мне не стоило давить, я постараюсь перестать так делать.
Он вздыхает и поворачивается ко мне.
— Хотел бы я говорить о своем прошлом с легкостью. Но в нем столько демонов, а ты слишком чиста, чтобы впутывать тебя в это. Я не хочу, чтобы Господь посмотрел на меня сверху и был огорчен тем, что я запятнал одного из его ангелов своей темнотой.
Я хмурюсь.
— Но я не ангел.
— Для меня — ангел. — Ксавьер протягивает мне руку, — пойдем, красавица. Найдем место для сна.
Он входит внутрь и зажигает свет в кухне. Шкафчики выглядят старыми, в центре маленькой комнаты стоит зеленый стол на металлических ножках. Как и в гостиной, все стулья накрыты полиэтиленом. Мы подходим к столу, я оставляю на нем еду, и мы идем в гостиную, единственную комнату в этом доме, которую я видела.
Дальше Ксавьер ведет меня в сторону лестницы, и мы поднимаемся наверх. Я касаюсь пальцами деревянных панелей на стенах. Здесь ничуть не просторнее, чем внизу. Лестница заканчивается тремя дверями, и все они закрыты.
Ксавьер указывает на дверь прямо напротив лестницы.
— Это ванная. Всего одна в доме. Дверь справа — это бывшая комната моей матери, другая дверь — комната бабушки. — Он поворачивается ко мне. — Единственное, о чем я тебя попрошу — это не входить в комнату бабушки. Я никогда не был там, и это та дверь, которую я бы никогда не хотел открывать.
Я удивленно смотрю на дверь и замечаю висячий замок.
— Поэтому она заперта на ключ?
Ксавьер кивает.
— Она сама его туда повесила. Не хотела, чтобы кто-либо входил в комнату.
— Ты не интересовался, почему она ее запирает?
— Нет, — однозначно отвечает он. — Мне никогда не приходило в голову поинтересоваться. Меня пугали последствия. Все и так было не слишком гладко. Я не хотел сам навлекать беды на свою голову.
Я тяжело сглатываю.
— Похоже, она была ужасным человеком.
— Ага. Но если ты спросишь о ней кого-либо из соседей, они будут воспевать ее, как будто она хренова Мать Тереза.
— Очевидно, они плохо ее знали.
Он кивает.
— Ты все правильно поняла. Она играла свою роль на публике, в своей церкви, но внутри этого дома она не была милой пожилой леди. Ее настоящая сущность высвобождалась здесь, и никто, кроме меня, не мог этого видеть.