- Это верно, Иван Федорович, это верно... Выживет - слава Богу, помрет - тоже невелика беда. И без него не пропадем... Верно говорю?
- Авось, - уклонился старик от прямого разговора. - Я вот думаю...
Ногу-то пришьют ему?
- Пришьют, - уверенно сказал мужичок и почему-то рассмеялся. - Я слышал, одному знаешь что пришили? При людях и сказать совестно. И ничего, детенка родил! Во!
- Надо же, - неопределенно ответил старик и, не добавив больше ни слова, поковылял к своему подъезду. Он и в самом деле с трудом передвигал ноги.
Ухватившись за перила, помогая себе руками, подтягиваясь, сколько хватало сил, он поднялся на свой этаж, нажал кнопку звонка и почти ввалился в квартиру, когда Катя открыла дверь.
- Ты что, деда? - испугалась она.
- Устал маленько, - ответил он и, сбросив с ног растоптанные туфли, прошел в комнату, прилег на диван.
- Чаю выпьешь? - Катя присела рядом.
- Потом, - старик похлопал ее по руке, попридержал, когда Катя хотела подняться.
- Что там за крики во дворе? Скорая приехала...
- А... Что-то взорвалось, - честно ответил старик.
- Все живы?
- Да, все живы.
- А у кого взорвалось-то? - насторожилась Катя, почувствовав, что старик недоговаривает.
- У торгаша этого... Чуханова.
- А скорую кому вызывали?
- Дружку... Есть у него один там долговязый, как оглобля.
- Игорь?
- Может быть... Я их по именам и не знаю.
- А что с ним?
- Вроде, нога повреждена, - старик был даже благодарен Кате за то, что ее вопросы позволяли отвечать ему честно. Он не лукавил, действительно у Игоря что-то с ногой, а что именно... Откуда ему знать, он не врач. Это пусть врачи разбираются, последнее время у них и опыт появился - в городе каждый день гремят взрывы. Шла война, но старик не мог определить, кто с кем воюет и на чьей стороне оказался он сам.
***
Опустившись к горизонту, солнце нашло между домами небольшой узкий просвет, наполнив квартиру Чуханова каким-то зловещим красноватым светом. После отъезда скорой помощи Борис с Вадимом насколько смогли убрали квартиру, подтерли кровь, поставили на места стулья, стол. Сами они опустились в два низких кресла и сидели освещенные закатным солнцем, притихшие и потрясенные.
А по комнате мерно и тяжело, из угла в угол ходил полковник Пашутин, изредка поглядывая на приятелей с раздраженным недоумением. Он не мог понять происшедшего, снова и снова задавал одни и те же вопросы. Не потому, что не в состоянии был придумать других, а потому что задавать одни и те же вопросы было действенным приемом на любом допросе.
- Что пили? - в который раз спросил Пашутин.