Белая форма, бумажная кепка на голове – традиционный наряд официантов в «Дю Монд». Поскольку кафе работало круглые сутки, было неясно, закончил он смену или только что заступил.
Взгляд упал на тарелку, которую он собирался забрать, и горку белой пудры на бумаге. Похоже на кокаин, только не настолько губительно. Он сложил вощеную бумажку наподобие «тако» и стряхнул весь сахар на середину. По цвету пудра напоминала его волосы.
– Я поделюсь с тобой маленьким секретом, – с заговорщическим видом шепнул официант. Это напомнило мне о Джо, когда она будила меня посреди ночи, чтобы пуститься на поиски приключений. Мы тихонько выходили через заднюю дверь нашего техасского дома, перелезали через сломаные ворота и шли к Центру досуга в конце нашей улицы.
Кивнув, я застыла в ожидании, когда он поведает мне свой секрет.
– Небольшой секрет здешнего заведения, – сказал он еще тише, – в том, чтобы высыпать это, – он пошуршал сахаром на бумажке, – вот сюда. – И указал на мою чашку с недопитым кофе.
Улыбка расползлась на моем лице, и я сказала, что с радостью попробую. Я смешала на бумажке остатки и подсластила кофе с молоком дополнительной порцией сахарной пудры, и это словно породнило меня с Кварталом, ведь теперь я познала аппетитный секрет здешних жителей. Я сунула десятку официанту и направилась за соседнюю дверь, чтобы всласть пострадать. Я часто к этому прибегала. Мне от природы досталось чрезмерное пренебрежение собственными достоинствами и осознание недостатков. Цирк, а не жизнь.
Когда я вошла в соседнее помещение, меня окутало пронзительным ароматом конфет пралине, и я мигом проголодалась. Проверила телефон, но от Джона ничего не было. Пришла лишь голосовая почта от консьержа из «Ритца». Да что ж такое? Почему он до сих пор мне не позвонил? Я бы пригласила его поесть пралине. Я в одиночку уже умяла целую порцию пончиков. Если съем еще хоть чуть-чуть, придется переодеваться в другое платье. К «Тетушке Салли», как и положено, змеилась очередь, я тоже пристроилась. Передо мной стояла женщина с крохотной собачкой в дамской сумочке, и я состроила животному гримасу. Собачка зарычала, и я отпрянула, тихо посмеиваясь. Женщина обернулась и с недовольством на меня воззрилась, закатив блестящие пуговки-глазки. От нее веяло слащавостью изнеженной южанки, из тех, которые сначала тебя оскорбят, а потом бросят в спину: «Храни тебя господь». Короче, вылитая бабушка по маминой линии.
Очень характерный типаж. Ее взгляд ненадолго задержался на белой пудре, рассыпанной по моему платью. Надеюсь, у нее хватило ума понять по моим пухлым губам и дорогим ресницам, что я – не какая-нибудь девица с потрепанным кошельком, которая подъедает остатки сахарной пудры с вощеной бумаги.