– Типа твоей?
Он вздохнул и, приподняв край футболки, отер пот со лба. Мелькнула полоска кожи, и я потупилась, глядя в тарелку. Меня так и подмывало посмотреть на него, но я решила, что не доставлю ему такого удовольствия.
– Вроде моей. Только, наверное, более романтическую и настоящую.
– М-м. – Я откинулась на мягкую спинку кресла. Не знаю, будет ли моя помолвка романтической, и не уверена, намекал ли Шайа на то, что его была ненастоящей, но вестись на его заходы я не собиралась. К нам подошла другая официантка. Она принесла кувшин с водой и наполнила мой бокал.
Я погоняла во рту кубик льда, и Шайа подался вперед:
– Ну что? Так и будем притворяться, будто нам не о чем разговаривать?
– Хочешь поговорить о своей помолвке?
Он покачал головой:
– Нет, о тебе. Что случилось с твоей решимостью отсюда свалить?
– Я по-прежнему планирую уехать.
Он облизнул губы.
– Когда?
– Скоро. Пока не знаю. Папы нет дома, а Джо еще не закончила школу. Я не могу просто взять и бросить их. Я работаю, коплю деньги.
Старичок, задремавший на диване, проснулся и задвигался. Он принялся шарить в корзине с пакетами картофельных чипсов, которая стояла на ближайшем к нам столике под телевизором.
– Это называется «скоро»? – спросил Шайа.
Меня охватило раздражение.
– Да что ты ко мне привязался? Что ты дергаешь меня без конца?
– Я не дергаю. Просто хотел понять, с чего вдруг ты решила от всего отказаться? И уже готова ехать куда угодно, на любую базу, где разместят Джона?
Эта реплика вернула мне воспоминания о том дне, когда мы должны были встретиться. Тогда стояла осень, а сейчас уже прошла зима и наступала весна.
– Нет, честно, Мэг. Тебе девятнадцать. У тебя еще столько времени впереди, чтобы заняться тем, чем ты хочешь, перед тем как…
– Хватит. – Я вскинула руку. – Не читай мне нотаций. Ты помолвлен, Шайа.
– Да что ты все «помолвлен, помолвлен». Неужели это так много для тебя значит, Мэг? Я был уверен, что мы просто себе сами все это внушили. Какого черта ты без конца припоминаешь мне эту помолвку?
Он буквально пригвоздил меня к месту своей логикой. Я не хотела вспоминать о том дне, когда мы продули остатки того, что нас связывало, и оказались в тупике. Мы не общались и не разговаривали, и это здорово действовало мне на нервы. Я не хотела, чтобы все так усложнилось. Бывало, мы спорили, я становилась остра на язык, и хотелось смеяться. Теперь же, сидя в роскошном «Ритц-Карлтон», в шикарной клубной гостиной, посреди знаменитого Французского квартала Нового Орлеана, я словно брела в чане с кленовым сиропом, безуспешно пытаясь выбраться.