– Нашим читателям еще рано такое читать, – сказал мистер Гикл, помахивая сморщенным пальцем, когда я принесла ему статью о протестных настроениях по всей стране.
– Нет, мистер Гикл, в самый раз. Они же подростки, как я. – Я отчаянно взмахнула рукой, призывая его взглянуть на меня, однако мистер Гикл не имел ни малейшего представления, каково быть подростком в двухтысячных.
– Чересчур пристрастно и слишком неоднозначно, – пробормотал он, вяло указав на дверь.
Впрочем, отступать я не собиралась, о чем он и сам догадывался – за два года успел меня хорошенько узнать.
– Все равно это правда. – Я взяла распечатанный лист и направилась следом за ним к выходу, обогнув стол.
Просторная столешница из ненастоящего дерева была вся исчеркана ручкой и исписана инициалами учеников. После того как в директорском кабинете сменили уже два стола, на это махнули рукой. В нашей школе считалось неимоверно круто оставить инициалы на учительском столе. Я всегда считала, что это глупо и не по-взрослому, вплоть до того самого момента. Теперь, стоя у стола и глядя, как мое лучшее творение отправляют в корзину только из-за того, что мистер Гикл невысокого мнения об умственных способностях большей части учеников, каракули на столешнице перестали казаться мне баловством. Это бунт! Мне захотелось потянуться через изрисованный стол и выхватить у мистера Гикла из кармана ручку с монограммой, чтобы врезать свою фамилию в фальшивую деревянную столешницу. Я поклялась себе, что однажды вернусь и нацарапаю свое имя, чтобы он всегда помнил, как сильно ошибается.
А мистер Гикл тем временем твердил мне одно и то же: нет, нет и нет. Никогда моим сверстникам не прочесть реальных историй. По крайней мере, здесь, в крохотной средней школе в самом сердце Луизианы. По счастью, существовал интернет, дающий хоть какое-то представление о том, что происходит за пределами нашего военного городка. И хотя я не сдалась окончательно, пришлось смириться с тем фактом, что мои статьи никогда не попадут на первую полосу. Это место застолбили Матео и Шелли.
В кармане моих спортивных брюк зажужжал телефон, и я, наспех сунув четыре черные книжечки в передний карман худи, заглушила будильник.
Мне еще предстояло позвонить на работу и сообщить, что беру все свободные смены, какие у них образовались на время зимних каникул. В отличие от других, мне не нужны выходные. Мне нравилось проводить праздники в «Пейджес». Не работа, а мечта писателя. Кафе в духе постмодерна: черный металл, деревянные столики, на стенах – фрески работы местных авторов, баночки для чаевых, украшенные символами популярной культуры… В тот день, когда я пришла устраиваться туда на работу, на стойке стояли две баночки: одна с надписью «Волдеморт», другая – «Дамблдор». Я кинула доллар в «Волдеморт», потому что она пустовала, а во мне в тот день взыграл необычайно мятежный дух. Выпила кофе и с улыбкой поблагодарила энергичную девчонку за стойкой – видимо, та с утра уже подзарядилась парой эспрессо.