На двенадцатый день после того, как Лось выехал из ревкома, он прибыл в бухту Ключевую. Пологий склон бухты показался ему пустынным. Здесь, на склоне горы, смутно вырисовывались лишь три верхушки яранг, занесенных снегом. Но и эти жилища были разбросаны далеко друг от друга.
Мела поземка, и небо было такое низкое, что казалось, оно придавило эти три убогие хижины. Странно было даже думать, что здесь, где-то поблизости, есть живые люди.
Лось остановил упряжку около ближней яранги. Словно из-под снега, вылез человек с непокрытой головой и приветливо встретил Лося.
— Старик, — сказал Лось, — ты не слышал что-нибудь о русском человеке, который прошлой осенью должен был высадиться в этой бухте?
— Не «качак» ли тот человек? — спросил старик.
Слово «милиционер» еще не привилось на побережье, и люди по старой привычке прозвали милиционера «качаком», то есть казаком.
— Вон мы ему построили маленькую ярангу, — показал старик костылем.
Милиционер Хохлов спал, растянувшись из угла в угол своего маленького полога. Около жирника сидела миловидная девушка в цветистом ситцевом платье и что-то шила.
— Здравствуйте, — сказал Лось.
Девушка удивленно посмотрела на него и, бросив свое шитье, принялась теребить Хохлова. Он потянулся, широко зевнул и, открыв глаза, мигом вскочил. Одетый в пыжиковые штаны и милицейскую гимнастерку с петлицами, он, став на колени, быстрым движением руки расправил усы.
— Разрешите доложить, товарищ уполномоченный ревкома…
— Подожди, подожди! — перебил его Лось. — Что я тебе, Николай-чудотворец? Чего ты стал на колени?
— Иначе невозможно, товарищ уполномоченный. Во весь рост я здесь и не встану, — растерявшись, проговорил милиционер.
— И не надо. Ложись вот и давай разговаривать. Прежде всего: что это за девица у тебя здесь?
— Это не девица, товарищ уполномоченный, а жена моя.
— Что же, по-серьезному женился?
— Ну, конечно, товарищ уполномоченный, беременна уж… А как здесь одному жить? Без привычки удавиться можно с тоски. Да и то надо сказать: пищу сготовить, обшить — все ведь требуется человеку. А кроме того, и разговаривать по-ихнему с ней быстрей получается. И люди относятся как к своему. Нарту уж собрал с их помощью. Казенных денег разве хватит? В губмилиции, небось, думают, что собака здесь полтинник стоит, а она — как лошадь. Право слово, у нас в Барнауле лошадь дешевле стоит. А хорошей собаке-вожаку цены нет. По пять песцов платят! А песец — сорок рублей. Вот и считай. Да, небось, вы и сами знаете.
— Ну, добре! — сказал Лось, посматривая на супругу милиционера. — Как зовут ее?