— Она к тебе больше никогда не вернется.
— Если она не вернется, ваша речка к весне пойдет кровью! — угрожающе сказал Алитет.
Андрей усмехнулся, встал и, подойдя к большой карте, висевшей на стене, сказал:
— Смотри, это все реки: Енисей, Лена, Индигирка, Колыма, Чаун, Амгуэма. Это очень большие реки.
— Я знаю Амгуэму. Я много ездил по ней.
— И вот, — продолжал Андрей, — никогда еще они не текли кровью. Мы хорошо знаем, что и наша речка кровью не потечет.
Вошел Лось. Он нахмурился, увидев Алитета.
— Что здесь такое? — строго спросил Лось.
— Пугает, что весной речка кровью пойдет, — сказал по-русски Андрей.
— Вон отсюда! — крикнул Лось Алитету. — И чтобы я тебя не видел здесь никогда.
Лицо Алитета искривилось, он быстро вышел.
Алитет понял, что Тыгрена для него потеряна так же, как и торговля, и решил немедленно уехать в Энмакай. На улице он встретил Човку и велел ему запрягать собак.
— Алитет, — сказал Човка, — сейчас я был в яранге Айе. Там сидит Тыгрена. Она сказала: пусть Алитет забирает собак, на которых она уехала из Энмакая. Она сказала, что это собаки твои. Она не хочет, чтобы они оставались здесь.
— Пристегни их к моей упряжке и на дорогу положи в нарту мяса, — сказал Алитет.
В ночь, не дожидаясь утра, он выехал. Небо было пасмурное, звезды скрылись, нависла тьма над землей. В тишине ночи собаки бежали крупной рысью. Алитет ехал всю ночь. Лишь к утру он подумал, что не мешало бы покормить собак, но тут же решил гнать упряжку без остановки до самого Энмакая и погнал собак, как безумный. Никогда еще так безжалостно он не относился к собакам. Порой он без надобности бросал в собак остол, и легкая нарта, в упряжке которой было двадцать восемь собак, мчалась все быстрей и быстрей.
Ни на суде, ни в разговоре с Андреем и Лосем злость не охватывала его так, как теперь, когда он очутился в одиночестве среди широкого простора. При мысли о русских он загорался такой ненавистью, какой никогда еще не испытывал.
Впереди разливался туман, низко стелясь по земле. Алитет вспомнил обрыв Медвежье ухо, где он хотел погубить Лося и Андрея, и злобно выругал себя:
— Меркичкин я!
Сидя на нарте, он взмахнул остолом и изо всей силы ударил по спине заднюю собаку. Заскулив, собака упала, поволоклась — у нее отнялись ноги. Алитет затормозил нарту, отстегнул собаку и, бросив ее на дороге, помчался дальше.
«Глазам больно смотреть на русских, уши дрожат, слушая их слова. Как я мог проехать тогда острые камни у обрыва Медвежье ухо? — думал Алитет. — А Браун? Обманщик Браун! От луны до луны просидел я в ущелье Птичий Клюв. И не дождался. Все они, таньги, одинаковы. Они испортили людей побережья. Даже Лек! Теперь он зовет себя «впереди идущим», владельцем красной книжки, в которой заложено одноглазое лицо его. Рушится старая жизнь. Крепкие обычаи остались только в горах. Правда, и в горы русские начали проникать…»