Качка утихла и Стас разлепил ресницы. Перед глазам плыл зыбкий туман и возникшее в нём расплывчатое пятно никак не желало фокусироваться.
— По-моему, он очнулся, — как сквозь толстый слой ваты, донёсся чей-то знакомый голос.
Стас напряг глаза — пятно посопротивлялось для приличия и стало Всеволодом Исаевым.
— Нет, ты посмотри, — воскликнул он, пристально вглядываясь в Стаса. — Точно, очнулся! Чёрт возьми! Наташа!
— Не ори, — хотел сказать опер, каждый звук отдавался в голове, как в пустой часовне, но из горла вырвался какой-то непонятный звук — то ли сип, то ли хрип. Он закашлялся, содрогаясь всем телом.
— Попей, — мягкая тёплая рука легла на лоб. — И не говори ничего, тебе нельзя ещё разговаривать.
«Наташа», — всплыло в памяти.
— Ну, и напугал же ты нас, брат! — возбуждённо говорил Исаев. — Я уж, грешным делом, подумал, всё! Не отмахаешься от безносой!
В губы ткнулся холодный носик детской кружечки, кисловатая жидкость приятно смочила шершавый язык, освежила рот, потекла по пищеводу.
— Что? — хрипло прошептал он.
— Молчи, тебе нельзя, — Всеволод подмигнул, опасливо оглянувшись на отошедшую Наташу, спросил шёпотом. — Ты хоть что-нибудь помнишь?
Сизов напряг память. Всплыло озабоченное лицо Сталина в белом докторском халате. Держа Стаса за запястье, он смотрел на часы, серьёзно покачивая головой. Нет, это, похоже, всё-таки бред. Как и разъярённое лицо Столыпина и какие-то непонятные вопли.
— Нет, — произнёс опер едва слышно. — Ничего не помню. А что со мной случилось?
— У тебя.
— Хватит, Всеволод! — неслышно возникнув рядом, строгим голосом остановила его Наташа. — Ты не видишь, что ли? Он же чуть живой.
— Неправда. — хотел возразить Стас, но мягкая лапа сна легла на веки, и он снова отключился.
Наташа, ни говоря ни слова, сделала страшные глаза и энергично махнула рукой, недвусмысленно приказывая Исаеву убираться. Тот с виноватым лицом поднялся и тихо пошёл к выходу.
— Что? — спросил его сидевший в гостиной Столыпин. — Что?!
— Жив, — быстро сказал Всеволод, поняв, какую подоплеку имеет вопрос. — Очнулся.
— Слава Богу! — размашисто перекрестился Пётр Аркадьевич. — Вы когда этих мордоворотов отсюда уберёте?
Жандарм подошёл к окну. Один из караульных лениво прогуливался по улице, второго не было видно, может, зашёл в подъезд. Караул был скрытым. Никому из прохожих и в голову бы не пришло — чем здесь заняты эти люди. И только, понаблюдав за ними какое-то время, можно было понять, что они не просто проходят мимо, а держат под наблюдением именно этот подъезд.
Исаев повернулся к Столыпину.