— Настоящий, — кивнул опер. — Отпетый уголовник. Здравствуйте, Пётр Аркадьевич.
— Здравствуйте, Станислав. Я тут всех адвокатов до мыла загонял, а он — здрасьте! — тут как тут. Вправду сбежали?
— Сговорились? — проворчал Стас. — На третий день выпустили. Правда, сам я об этом только месяц спустя узнал, когда действительно сбежал. Здравствуйте, Наташа.
— Здравствуйте, Станислав.
— А чего зарделась-то, как майская роза? — съехидничала Елена. — Жив твой жених, как видишь.
— Что же вы такая злая, Лена? — шутливо спросил Стас. — Или я вам в родственники рылом не вышел?
— Фу! — скроила мину насмешница. — Что за выражения при дамах!
— Беги дама, на стол накрывай, — хмыкнул Пётр Аркадьевич. — Узника нашего откармливать будем. Тюремные харчи, смотрю, не впрок ему. Ишь, как отощал.
Сквозь неплотно прикрытую штору заглядывал рожок старой луны. Они уже битый час сидели в кабинете, поданный чай давно остыл.
— Да, похоже, вы правы, — задумчиво сказал экс-премьер. — Пожалуй, что без утечки информации не обошлось. На кого-нибудь грешите?
— Трудно пока сказать. Проверить надо. Кстати, теперь наша группа, что, Макарову в подчинение перешла?
— Ну, не настолько всё плохо, — хмыкнул Столыпин. — Все ваши дела были в моём личном сейфе. Мне почему-то показалось, что он, этих наших экзерсисов не оценит.
— Вас, насколько я понимаю, за Ленские события попросили? — спросил Стас без обиняков.
— Эк вы тактично, — покачал головой хозяин дома. — Угадали, за них. За то, что допустил.
— Ну, я почему-то так и подумал. А в прежней истории, Трещенков кучу народу на прииске положил. Тем самым главный жупел против царизма породил. Так, что, можете гордиться. Вы не только концессионерам, вы и господам социалистам та-акую свинью подложили! Вам за это памятник при жизни поставить надо.
— Поставят, — хмыкнул Столыпин. — Живьём на крест приколотят.
Звонок телефона резко прозвучал в тиши кабинета, и у Стаса почему-то сжалось сердце от недоброго предчувствия.
— Да, — взяв трубку, ответил Пётр Аркадьевич.
И по мере того, как он слушал, лицо его каменело, и опер понял, что предчувствие не подвело его и на этот раз.
— На нашем прииске бунт, — сказал Столыпин, положив трубку. — За что боролись, на то и напоролись.
Из всех возможных средств передвижения самым быстрым оказался автомобиль. День выдался на удивление тёплым, когда они выезжали из Санкт-Петербурга. Столыпин, плюнув на все условности, сел за руль сам. Шофёром он оказался хорошим. Стас даже удивился, что эта «этажерка» может бегать с такой скоростью. Новенький тёмно-красный «Бьюик», рыча мотором, глотал версту за верстой. Опер прикинул в уме, что в сутки они, примерно, могут уложиться, но… рассчитали на бумаге, да забыли про овраги. Оврагов, конечно, не было, но не зря же поётся «эх, российская дорожка, семь загибов на версту».