— Ты что, православный сталинист? — спросил он меня таким тоном, будто уже пожалел, что ходил со мной в храм.
— Да, — тут следовало сделать несколько оговорок, но я не хотел выглядеть оправдывающимся, поэтому ответил однозначно.
— Теперь понятно, что ты имел в виду, когда говорил, что целое важнее суммы частей. «Человек — винтик государственного аппарата», или как там было у товарища Сталина?
— Я говорил совсем о другом.
— Да уж, — Игорь меня уже не слушал, словно в его голове запустилась программа, — а я всегда думал, что «православный сталинизм» — это болезнь старых коммуняк, которые в 90-ые уверовали, но расстаться с культом Вождя не смогли. И просто добавили на стену к портрету Сталина икону Христа.
— А я всегда думал, что тот, кто не понимает советскую эпоху и Сталина, как ее квинтэссенцию, не может до конца понять Россию.
— По-твоему, чтобы ее понять, недостаточно понимать православие? Разве не в православии сердце всего русского…, — так и не найдя подходящее слово, Игорь повторил: — всего русского?
— Да, но я полагаю, православие несколько сложнее, чем многим кажется.
— И в этом «усложненном православии» Сталин тянет на святого?
— На святого вряд ли… Но сказано же «лев ляжет рядом с ягненком».
— Что ты имеешь в виду?
— Что львы в истории выполняют свою функцию — когда ягнята не справляются, приходят они. Последний Царь был явным ягненком, ангелом кротости. Он пытался «умилить злые сердца», но не удержал страну, и тогда пришел ангел возмездия. Оба были призваны свыше для особой миссии на конкретном отрезке времени. В этом смысле Николай Второй и Сталин даже схожи — как Сирин и Алконост.
— Да как ты можешь их сравнивать? — не на шутку взревновал Игорь. — Святого государя и палача, который казнил его вместе со своими товарищами-большевиками и разрушил страну.
— Вообще-то, еще задолго до Октября Царя предали все, кто только мог, включая Церковь. А если соль перестает быть соленой, на что она годна, как разве выбросить ее на попрание людям? Большевики пришли как всадники Апокалипсиса — выжечь то, что уже и так прогнило.
— Всадники — посланники Бога, а большевики были Его врагами. По-моему, ты заигрался с библейскими метафорами, — Игорь негодовал, и, вероятно, были бы мы знакомы чуть ближе, уже начал бы грозно повышать голос.
— У всего небесного есть земные образы. Разумеется, сравнение всегда будет грубым, но тут важен сам принцип. Принцип очистительного насилия, опричнины. Если его отрицать, то дальше уже начинается толстовство.
— Красный террор и толстовство — это две крайности.